Джинн Райан - Харизма

Вздыхая, они прощаются с нами и выходят из комнаты. Доктор Фиск начинает осмотр с меня, засыпая меня вопросами. Она торопливо печатает на своем планшете.

– Похоже, дела идут неплохо.

Коротко кивнув, она подходит к кровати Хлои.

Мама сидит на стуле рядом со мной.

– Ты выглядишь нервозной.

На самом деле это она обгрызает лак со своих ногтей. Страх расходится от нее волнами.

Я выбираю пару конфет из тех трех, что она принесла.

– Я беспокоюсь только о том, что подумают мои друзья.

– А что насчет того, что я подумаю?

Она наклоняется вперед.

– Я никогда и не предполагала, что тебе настолько тяжело, и это заставит тебя пойти на радикальные меры, чтобы хоть что-то изменить.

Я смотрю в пол.

– А как насчет того, что я не смогла выиграть стипендию на научном конкурсе? Или преодолеть свой страх, работая в бассейне? Я даже вечеринку не могу пережить. Мама, мне всегда приходится с чем-то бороться, каждый день. Я перепробовала все, что могла, чтобы все обстояло не так, как обычно, а так, как в последние дни. Оно стоит нескольких обмороков и приступов головной боли.

Она протяжно вздыхает.

– Не стоит беспокоиться насчет стипендии. Если я буду делать больше холодных звонков или возьму на себя продажу свободных домов, работая на других агентов, я смогу…

– Мама, ты и так взвалила на себя чудовищное количество работы. И каждый лишний доллар нужен для Сэмми. Настал момент, когда я должна взять на себя часть этой ноши.

С другого конца комнаты раздается громкий возглас Хлои:

– Да говорю я вам, я хорошо себя чувствую!

Доктор Фиск говорит по-прежнему спокойно:

– У тебя уже почти тридцать девять градусов.

– Обещаю, что сообщу вам, если почувствую себя нехорошо.

Доктор Фиск встает.

– Я еще вернусь.

Мама спрашивает доктора Фиск, можно ли переговорить с ней в коридоре. Потом она торопливо обнимает меня на прощание. Что-то подсказывает мне, что следовало бы обнять ее исхудавшее тело дольше и крепче. Но вместо этого я просто говорю ей:

– Увидимся утром.

Мама и доктор Фиск уходят, а вскоре после этого нам приносят ужин. Пресная курица, приготовленные на пару овощи и консервированные фрукты. Мы снова включаем телевизор и видим, что новости распространяются быстрее, чем наши вирусные векторы. На одном из каналов рекламируют круглый стол о перспективах и угрозах генной терапии, который должен состояться уже завтра.

Потом к нам заглядывают родители Хлои, которые принесли ей все, что нужно для ночевки, и дюжину раз спросили, как мы себя чувствуем. Наконец мы готовимся ко сну. Я уютно устраиваюсь под одеялами и выключаю свет.

В темноте Хлоя вдруг говорит:

– Какая бы зараза в нас ни сидела, я передала ее Джесси. Можешь себе представить, как это отвратительно?

Если CZ88 так легко передается, разве от нас не заразились бы намного больше людей? Учитывая, что заразился только Джесси, я могу сделать обоснованное предположение о механизме передачи заболевания. Но можно ли заразиться им через поцелуй? Волна дурноты скручивает мои внутренности. Слава богу, Эви проверит, как там Джек.

Завтра, когда я буду дома, я сама ему позвоню. К тому моменту у меня будет больше информации. У всех нас. Иначе и быть не может.

Сондра Чевез,

Центральное новостное агентство Северо-Запада

В свете последних сообщений о непроверенной генной терапии, под воздействием которой находятся семеро подростков из Такомы, а также сообщений о других пострадавших в нескольких городах Северо-Запада, власти прочесывают местные больницы в поисках необъясненных случаев потери сознания и комы. Родственники и знакомые пациентов, которые сталкивались с такими симптомами, утверждают, что их близкие, прежде чем заболеть, вели себя более эмоционально и активно, чем обычно. Представители городской службы здравоохранения организовали штаб в Сиэтле, и наши источники сообщают, что скоро они проведут пресс-конференцию.

Как сильно распространилось заболевание и кого в этом винить – вот некоторые из вопросов, ответы на которые мы пытаемся выяснить. Важнее всего – установить, насколько лекарство CZ88, также известное как «харизма», опасно для населения.

На следующее утро под окнами больницы журналисты воюют за место на тротуаре с демонстрантами. Когда мальчики заглядывают к нам после завтрака, мы мечтаем только о том, чтобы как-нибудь замаскироваться и проскользнуть мимо этих ненормальных. Кроме Хлои, которая ждет не дождется возможности попасть в кадр.

Себастьян настаивает, что мы будем меньше волноваться, если как следует разгоним кровь. Все, что угодно, только бы не трястись от страха. Даже Ксавьер откладывает свой неизменный блокнот и присоединяется к нам. Он хохочет и размахивает руками, но вскоре решает, что ему нужен перерыв. Его лоб блестит от пота, а лицо кажется сероватым. Мы с Себастьяном обмениваемся многозначительными взглядами.

К моменту, когда приходят родители Ксавьера, ему становится еще хуже. Его папа, с такой же короткой стрижкой, как и у сына, угрюмо смотрит на нас. С раздраженным видом он вместе с женой бросается к Ксавьеру, и они берут его под руки с двух сторон. Ноги Ксавьера волочатся по полу, когда они покидают комнату под подавленными взглядами остальных.

Пару минут спустя пожилой доктор приглашает остальных мальчиков вернуться в свою палату для осмотра. Доктор Калдикотт приходит, чтобы осмотреть Хлою и меня. Когда она достает стетоскоп, моя новая, общительная личность спрашивает:

– А вы обычно работаете в неотложной помощи или тут наверху?

Она приподнимает бровь.

– Здесь наверху, но до того я двадцать лет была врачом в армии, так что мне всегда рады и в неотложке.

Теперь понятно, почему при взгляде на нее сразу кажется, что она пленных не берет.

Я спрашиваю:

– А как Роза?

Она выслушивает мою спину стетоскопом.

– Боюсь, все так же.

Я стараюсь не думать о том, как чужеродные ДНК вгрызаются в мой организм. Доктор Калдикотт осматривает мои лимфатические узлы. Ее лицо ничего не выражает.

Я говорю:

– Доктор Стернфилд упомянула, что у меня появились какие-то странные антитела, вероятно, после того, как я побывала в Индонезии. Может, именно поэтому я не в коме и больше не теряю сознание.

– Может быть. Было бы проще ответить, если бы мы узнали, где доктор Стернфилд.

Я прочищаю горло.

– Могло ли случиться, что я передала это кому-то в своей семье или своему парню?

В первый раз по-настоящему назвать кого-то парнем так сладостно и горько одновременно.

– Слишком рано судить. У вас была интимная близость?