Джеймс Хэйзел - Поденка

Полковнику Берти Раку не спалось.

Он уже привык и к прерывистому стуку двери под порывами ветра, задувающего в комнату через дымоход камина, и к крикам совы, которая прилетала в сарай по ночам. Дело было не в этом. Дело было в нем самом. Или в ней.

Рак сел в постели, потер виски, потом спустил ноги с кровати и надел на ночную рубашку плащ. Прогулка на свежем воздухе успокоит его воспаленный мозг.

Взяв масляный фонарь, он вышел на лестничную площадку. Лестница вела в кладовую, а из нее, открыв дубовую дверь, можно попасть во двор. На другой его стороне находилась надворная постройка, превращенная в маленькую тюрьму. Шнайдер был прикован к стене, но если не считать этого неудобства, условия, в которых он сейчас спал, куда лучше, чем у его коллег лагерных врачей, чьи дела рассматривал суд в Нюрнберге.

Рак уже собирался спуститься по лестнице, когда его внимание привлек свет, окаймляющий створку двери в противоположном конце коридора.

Комната Евы.

Полковник остановился и прислушался. Из-за двери доносился шум. Тихий шепот и то ли шарканье, то ли звуки борьбы. Ева явно там не одна.

Почувствовав тревогу, Рак повесил фонарь на стену коридора и, быстро и бесшумно вернувшись в свою комнату, достал из кобуры пистолет. Он уже направлялся туда, откуда доносились звуки, когда его ушей достиг истошный вопль, такой громкий, что его можно было услышать и на той стороне двора.

– Ева! – крикнул он.

Рак стремительно преодолел десять ярдов, отделяющие его от комнаты стенографистки, ударил в дверь плечом, она слетела с петель, и он ввалился в комнату, держа в руке пистолет.

От зрелища, которое предстало его глазам, полковник лишился дара речи.

Ева стояла в углу комнаты со смертельно бледным лицом. Ее ночная рубашка была порвана на боку, и в прорехе виднелось тело от груди до бедра. На полу возле кровати, словно одержимый, корчился младший капрал Фицджеральд, зажимая рукой рану на грудной клетке. Рядом с ним валялась его винтовка, с которой был снят штык.

На то, чтобы обозреть всю эту картину, у Рака ушла пара секунд. Фицджеральд вопил во все горло и бился в конвульсиях.

– Полковник! – крикнул он. – Она… – Капрал указывал на Еву.

Рак увидел в ее руке штык от винтовки, измазанный кровью солдата.

– Что вы наделали? – резко спросил Рак, повернувшись к стенографистке.

Она посмотрела на него, и в ее зеленых глазах он не увидел ничего. Ни потрясения, ни страха. Ничего.

– Он попытался меня изнасиловать, – холодно проговорила Ева.

– Это ложь! – взвыл Фицджеральд. – Полковник! Она лжет!

Рак продолжал крепко сжимать пистолет, но не поднимал его. Он не знал, в кого его нацелить, даже если хватит духу поднять ствол.

– Ева? – неуверенно произнес он.

– Капрал вошел в мою комнату, когда я спала. Он приставил к моему горлу нож и попытался изнасиловать.

Рак колебался.

– Посмотрите! – крикнула мисс Миллер и рванула край прорехи в своей ночной рубашке, еще больше обнажив тело.

– Она сама попросила меня прийти! – выдохнул Фицджеральд. – Она сказала, что я обязан прийти к ней. Полковник, вы должны мне верить!

Фицджеральд пополз к Раку. Из штыковой раны на груди хлестала кровь. Он зажимал ее рукой, пытаясь остановить кровотечение, но Рак понимал, что ему уже ничего не поможет. Рана была смертельной.

– Ева, посмотрите на меня, – велел он. Она не реагировала, и он рявкнул: – Посмотрите на меня!

Она посмотрела. На ее лице краснела кровь, в глазах блестели слезы.

– Он надавил рукой мне на грудь и прижал меня к кровати. Сказал, что если я закричу, он меня убьет. А потом велел раздвинуть ноги.

– Ах, ты, лживая стерва! – завопил Фицджеральд.

Из последних сил Фицджеральд схватил свою винтовку за приклад и повернул ствол, нацелив его в Еву.

Раздался выстрел.

Фицджеральд обмяк. Рак опустил пистолет.

В темноте ночи испуганная сова улетела из сарая.

Некоторое время спустя они находились в его комнате и молчали. Ева сидела на кровати Рака, сгорбившись и обхватив колени руками. Он пристроился за столом, глядя в окно и куря сигарету.

Он пытался не думать о ее груди, виднеющейся в прорехе. Девушка не делала попыток прикрыть свою наготу. Раку следовало бы накинуть на нее свой плащ. Так поступил бы джентльмен.

На звук выстрела, держа винтовки на изготовку, сразу прибежали двое солдат, которые охраняли Шнайдера. Рак приказал им убрать тело Фицджеральда и закопать его в лесу в полумиле от фермы.

Он сразу пресек возможные вопросы.

– Вы никогда никому ничего не скажете о том, что видели здесь этой ночью. Человек, которого вы знали как Фицджеральда, никогда не существовал. Этого места не существует. И вас тоже не существует. Вам все ясно? – Солдаты кивнули. – И зарубите себе на носу – если вы пренебрежете этими инструкциями, последствия не заставят себя ждать.

Последствия . Да, они будут, и немало, но он подумает о них позже.

Полковник глубоко вдохнул горячий табачный дым, и тот обжег его горло. Это было приятное ощущение, оно немного притупило все нарастающую тревогу, от которой у него сосало под ложечкой.

– Спасибо, – сказала вдруг Ева.

Ее голос был еле слышен, хотя вокруг стояла тишина.

Рак повернулся к девушке. Ее голова склонилась к коленям, но он все же перехватил ее оценивающий взгляд. Полковник мог бы поклясться – стенографистка улыбается! Ему было тошно на нее смотреть.

– Вы утверждаете, что он напал на вас, – сказал он.

– Он попытался меня изнасиловать, – ответила стенографистка таким же бесстрастным тоном, как и тогда, когда высказала это обвинение в первый раз. Когда Фицджеральд был еще жив.

– Понятно. И вы сумели обезоружить его и заколоть тем самым штыком, который он приставил к вашему горлу?

– Да.

– Надо же. – Рак не верил ни единому ее слову. Ни единому. Но он все равно застрелил Фицджеральда.

Что за чары она на меня навела?

– Я сама не понимаю, как мне это удалось.

Раку стало противно от этой лжи.

– Простите меня, – прошептала девушка.

– За что?

– Вы здесь делаете важное дело. А я вас отвлекаю.

Рак сощурил глаза. Она дразнит его, проверяет, как далеко он зайдет. А он слишком хорошо знает, что его выдержка не беспредельна. Почувствовав, что все его внимание сосредоточено на ней, Ева убрала руки с колен и легла на кровать. Следовало сказать ей, чтобы она сейчас же перестала, но полковник продолжал молча смотреть на нее.

Ева закинула одну руку за голову и сжала пальцами столбик кровати. Через прореху в рубашке были видны округлости ее стройного тела.

Ева повернула голову, и он попытался прочесть выражение ее лица. Что бы оно ни означало, она сейчас явно нисколько не походила на женщину, на глазах которой только что погиб человек.