Фиона Бартон - Дитя

Кейт сжимает мне руку – в точности как я тогда вцеплялась в бортик ванны. И давно забытые воспоминания вновь подступают ко мне и яростно стучатся, требуя их впустить.

Словно сквозь окошко, я вижу саму себя. Когда это из меня выскальзывает – блестящее и исходящее паром в холодной ванной, – я лежу рядом с ним на линолеуме в кровавой жиже. И оно медленно остывает возле меня.

Все было совсем не так, как об этом писалось в брошюрках, вспоминаю я. Пока девчонки в школе читали один на всех экземпляр «Страха полета» [35], я просвещалась насчет плацент и пуповин по буклетикам, что потихоньку себе прибрала в больничном зале ожидания. От написанного там меня едва не выворачивало, но я все равно заставляла себя читать, просто на всякий случай. Тогда, в ванной, я перерезала пуповину ножницами из аптечки и завернула ее вместе со всем тем, что из меня вышло, в газету The Sunday Times из коробки возле входной двери. Потом открыла в ванне краны и забралась в тепловатую воду, глядя, как вокруг меня плавают сгустки крови.

– Помню, когда я перестала кричать, настала полная тишина, – говорю я Кейт. – Мне повезло. Джуд и Уилл тогда были на работе. В доме оставалась только я – и это . Я даже не помню, чтобы его разглядывала, хотя, по идее, и должна была. Знаете, как по телевизору показывают что-то страшное, и ты смотришь, закрывшись ладонями, сквозь пальцы, так что всего ужаса и не видишь. У меня, во всяком случае, не осталось в памяти его лица. Я даже не знаю, мальчик это был или девочка.

– Бог ты мой, и вы только сейчас впервые этим с кем-то поделились?

– Да. Я пыталась однажды рассказать об этом Гарри, но она не поняла, о чем я говорю. А больше я никому не могла в этом признаться. Ведь я совершила нечто ужасное.

– Что вы совершили, Эмма? – тихо спрашивает Кейт. – Вы что-то сделали со своим ребенком?

– Его я похоронила.

Суббота, 28 апреля 2012 года

Когда я говорю, что похоронила дитя, Кейт умолкает. Я слышу собственный голос – как будто это кто-то другой рассказывает ей, что предать земле новорожденного младенца оказалось очень просто.

– Это было примерно то же, как я хоронила своего домашнего кролика, когда мне было девять. Я завернула все это в газету и сунула в полиэтиленовый пакет из «Бутс», так что невозможно было даже представить, что там внутри. В саду я выкопала ямку, положила туда сверток и припорошила землей. Всего несколько минут – и все было кончено. Сверху я переволокла большой вазон, в котором мать обычно выращивала нарциссы. Там тогда только проклюнулись маленькие зеленые ростки. А потом я вернулась обратно в дом.

Помню, я тогда еще подумала, что все, что мне осталось сделать, – это выбросить окровавленное полотенце, которое я использовала в ванной. И тогда все будет так, будто ничего и не случилось. Все вернется в нормальное русло. Я была еще так юна – я не понимала, что для меня уже ничто больше не будет нормальным. Помнится, я прикладывала ладонь к своему опустевшему животу и ощущала его, точно шарик в конце дня рождения – вялым и сморщившимся. Я все теребила сквозь одежду свою обвисшую кожу, чтобы убедиться, что это по-прежнему я. Чтобы почувствовать там что-то. Или, точнее, ничего.

– Глупо, конечно, но я считала, что, когда я разрешусь от бремени, все опасности для меня будут позади, – говорю я журналистке. – Ведь у меня даже все было спланировано.

Сейчас я почти со смехом вспоминаю эту наивность, но тогда я оказалась наедине со своей напастью, и мне было совершенно не смешно.

– Когда наконец я приняла для себя как факт, что у меня родится ребенок, я решила оставить его в родильном доме при местной больнице, чтобы его нашла какая-нибудь медсестра и о нем позаботилась. Я видела такое в новостях: как нянечки, крепко держа в руках младенца, дают этим брошенным детям имена – Холли, если это случилось под Рождество, или в честь полицейского, нашедшего дитя, или еще как-то в том же духе. А потом их усыновляет какая-нибудь любящая семья, и все в глазах общественности оказывается отлично. Сплошные счастливые концовки.

Я пыталась даже взглянуть на свою жизнь с точки зрения героини какого-нибудь романа. Все получалось чисто и аккуратно. Никаких неподвязанных концов.

– Я была уверена, что все это выйдет очень просто. Я думала, что произведу дитя, как это описывается в брошюрках, заверну его в белое одеяльце, которое втихаря купила в «Бутс», тихонько положу в женском туалете и уйду. В туалеты постоянно заходят люди, так что не пройдет и пяти минут, как ребенка найдут… Но мне не понадобилось это делать. Вместо этого я использовала газету и пакет из «Бутс».

– Ох, Эмма, – подает голос Кейт. – И вы до сих пор держали все это в себе? Пока не нашли останки Элис Ирвинг?

– Это мое дитя в саду! – неожиданно выкрикиваю я. – Мое!

Я вижу, что Кейт начинает трясти, и она вцепляется в руль, чтобы взять себя в руки. Она определенно меня страшится. Да и сама себя уже страшусь. Я веду себя как сумасшедшая. Пора это прекратить.

– Мне надо домой, Кейт. Я только должна сказать Гарри, где я. А то она поднимет панику.

Лицо у Кейт бледное, и говорит она со мною так, будто я на больничной койке – тихим неторопливым голосом:

– Я отвезу вас домой, Эмма. Вы устали и слишком истерзаны воспоминаниями, чтобы сейчас ясно соображать. Вам надо прийти в себя и собраться с мыслями.

Слова ее понятны и действуют успокаивающе. «Собраться с мыслями. Да, вот что мне сейчас надо. Именно это и говорит обычно Пол, когда его что-то тревожит». И все же мне нет надобности собираться с мыслями: они уже долгие годы постоянно при мне.

Когда мы возвращаемся, я вижу, что Гарри стоит на стуле, оглядывая танцевальный зал и взволнованно щипля себя за руки.

– Ты куда вообще пропала? – кричит она, едва меня заметив. – Взяла и вдруг исчезла. Я уже полчаса тебя выглядываю.

Но при виде моего лица мигом умолкает. Должно быть, я и впрямь выгляжу ужасно, потому что Гарри берет меня за руку и снова выводит наружу, говоря на ухо:

– Что стряслось, Эмма? Ты где была?

– Разговаривала с Кейт, только и всего. Извини, что тебя так напугала, – отвечаю я, пытаясь придать уверенности голосу.

– О чем? О чем вы с ней говорили?

– Сейчас уже не важно. Я устала, Гарри. Поеду я домой. Кейт меня подвезет.

Гарри вперивает взгляд в Кейт, которая разговаривает возле своей машины с молоденьким парнишкой, давая ему деньги на такси.

– Это вы ее так расстроили?! – кричит на нее Гарри, и у паренька появляется испуганный вид, будто это его в чем-то обвиняют.

– Нет, Гарри, вовсе не она, – останавливаю я подругу. Мне хочется скорее все это прекратить. Еще каких-то эмоций я уже не вынесу. – Просто слишком много для меня за один вечер. Со столькими сразу повидалась. Столько воспоминаний, и далеко не все хорошие.