Элеонора Пахомова - Роза и крест

— Не переживай, теть Глаш, твой Мироша кушает, как арабский скакун. Просто у него все в мозг идет, он же у нас профессор…

В гостиной появилась сестра Мирослава Аглая. Младше брата на пять лет, она совсем не походила на него характером. Выучившись в Оксфорде на экономиста, Аглая теперь весьма лихо управлялась с делами отцовской фирмы и, судя по всему, получала от этого процесса большое удовольствие. Непоседливая, общительная, веселая, она имела множество друзей по всему миру и скорей европейский, чем русский, менталитет. Мирослава она встретила в черных леггинсах и спортивной толстовке, длинные каштановые волосы были уложены на макушке в объемный небрежный пучок, в руке она держала телефон, а в ухе у нее виднелся наушник от хендс-фри. Целуя ее в щеку, Мирослав уточнил:

— Пока еще кандидат наук. Привет, сестренка!

— Права тетя Глаша, что-то ты и правда похудел, — донеслось из коридора, ведущего в гостиную.

— Мам, ну ты-то!..

Ужин за семейным столом проходил в привычной манере. Тетя Глаша, как всегда, не доверила Мирославу сделать выбор самостоятельно и положила ему в тарелку то, что считала нужным. «На вот, пожирнее», — шепнула она, довольная собой. Он только вздохнул, спорить с ней — себе дороже. Аглая хрустела овощами — она придерживалась веганской системы питания (тетя Глаша давно махнула на это рукой, спорить с Аглаей еще хуже, чем с самой тетей Глашей) — и тыкала пальцем в экран телефона.

— Что, сестренка, женихи одолевают? — не удержался Мирослав.

— Да если бы! — хмыкнул Дмитрий Николаевич. — Котировки акций изучает, наверное. Вот смотри. Доченька, что там у нас сейчас на Доу — Джонсе?

— Что-то не нравится мне, папа, этот гонконгский интернет-магазин. Надо их сливать.

— Ой, батюшки… — вздохнула домработница.

— Вот! — Дмитрий Николаевич весело посмотрел на сына и кивнул в сторону Аглаи.

— Вы можете поесть спокойно? В кои-то веки собрались за столом все вместе, — вмешалась Мария Александровна, глядя на мужа.

После этого домочадцы переключились на обсуждение личных новостей. Про охоту на маньяка Мирослав решил родителям не рассказывать — зачем поднимать панику в семействе? Во время трапезы он украдкой рассматривал отца, пытаясь уловить в его поведении что-нибудь, доселе незамеченное им. Что-нибудь, хоть как-то объясняющее его поход к психиатру. Но Дмитрий Николаевич вел себя ровно — так же, как всегда. Он был в приподнятом настроении, подшучивал над членами семейства и демонстрировал отличный аппетит. Выглядел он тоже замечательно. В свои уже немолодые годы отец сохранил хорошее здоровье и молодецкую удаль. Высокий, крепкий, по-прежнему статный, он лишь немного раздался вширь, что, впрочем, его не портило. В темно-русых волосах его холодным блеском играла седина, удачно подчеркивая красивый цвет серо-голубых глаз, которыми он весело поглядывал за обедом на сына.

Покончив с десертом, Мирослав непринужденно обронил отцу:

— Я кое-что хотел обсудить с тобой. Пойдем в кабинет?

Они вошли в комнату, обставленную в лучших традициях викторианской Англии. Когда за ними закрылась тяжелая дубовая дверь, Дмитрий Николаевич встревоженно спросил:

— Что-то случилось?

— Тебе лучше знать, папа. Зачем ты ходил на прием к психиатру Евгению Заславскому? — Мирослав подошел к столу и уселся на обитый шелком стул с резными подлокотниками.

— Ну, Заславский! Попросил же как человека!

— Заславский здесь ни при чем.

Погодин-старший достал из коробки, стоявшей на столе, сигару и начал ее раскуривать, устроившись на стуле напротив сына.

— Я, сынок, внуков хочу, — сказал он, выпуская изо рта облако дыма. — Уже начал волноваться, что не дождусь.

— И поэтому ты решил усыновить профессора Заславского и породниться с его семейством?

— Тебе все шуточки. Нет, поэтому я решил узнать у квалифицированного специалиста, что происходит с моим сыном, который шарахается от людей, как черт от ладана.

— Папа, я ни от кого не шарахаюсь. Наоборот, меня окружают сотни студентов, множество коллег, знакомых… и друзей по интересам, — добавил Мирослав, вспомнив про Замятина.

— Когда мне было тридцать лет, тебе шел уже четвертый год.

— Не волнуйся, папа. Будут у тебя внуки, — твердо сказал Мирослав.

Погодин-старший слегка прищурился и недоверчиво посмотрел на сына. Во взгляде читались надежда и сомнение: «Неужто влюбился?..» Видимо, чтобы лишний раз не расстраиваться, он не стал озвучивать свое предположение и после недолгой паузы спросил:

— Откуда ты узнал про мой визит к Заславскому?

— Евгений Заславский убит. Полиция внимательно изучает список его клиентов.

— Убит?.. Но ты-то как про это узнал? И откуда у тебя закрытая информация про списки?

— Ты же знаешь, что я читаю лекции сотрудникам полиции. Среди них у меня появились хорошие знакомые, и так как дело коснулось тебя, меня об этом проинформировали…

— Что-то ты темнишь, сынок…

Беседу прервал звонок мобильного в кармане Мирослава. Звонил Замятин.

— Привет еще раз. Это срочно. Можешь прямо сейчас приехать на Петровку? — без лишних церемоний спросил майор.

— Могу, — ответил Погодин-младший. — В течение часа жди.

— Я пришлю за вами машину.

— Давид, давайте я просто передам картину водителю. Мне не хочется никуда ехать и, если честно, не очень хочется встречаться с вами.

— Мне жаль это слышать, Фрида, — с грустью сказал Давид и выдержал драматическую паузу. — Простите, если я задел или обидел вас во время нашей последней встречи. Всевышний видит, я желаю вам только добра. Вы особенная, и я дорожу общением с вами. Но воля ваша для меня — закон. Если считаете нужным прекратить нашу дружбу, что ж, пусть будет так, я не стану вас беспокоить, пока вы не допишете оставшиеся картины. Но мне бы очень не хотелось, чтобы наше общение прервалось на этом неоднозначном моменте. Если мы не можем быть добрыми знакомыми, то давайте хотя бы распрощаемся тепло. Ни вам, ни мне не нужен неприятный осадок в душе. Я уже в том возрасте, когда на вещи смотрят иначе. Для меня важно, на какой ноте я расстаюсь с людьми в последние годы своей жизни. Прошу вас, уважьте старика. Давайте встретимся сегодня, спокойно побеседуем и расстанемся по-хорошему.

— Вы обещаете, что не будете больше беспокоить меня после этой встречи?

— Обещаю, Фрида. Оставшиеся картины вы после сможете передать через моего водителя, если сами не захотите увидеться со мной.

— Хорошо! — ответила Фрида, кажется, не сумев скрыть раздражения.

— Спасибо. Я пришлю за вами машину в шесть вечера, — спокойно сказал Давид.

— Договорились.

Фрида нажала на отбой, бросила телефон на кровать и села тут же, закрыв руками лицо. Давид