Вероника Орлова - За зеркалами

— Моя наблюдательная девочка.

Сказал, широко улыбнувшись и резко притянув к себе, а я задохнулась…от изумления. От неожиданности…и от какой-то необъяснимого, почти невесомого чувства восторга, затрепетавшего в груди. Робкой радости от этого короткого «моя», обозначающего принадлежность…ему, и при этом не имеющего права на существование. Силой воли заставить себя выставить локти, не позволяя обнять себя и в то же время ощущая, как задрожали колени от этой близости и забилось сердце, кажется, уже где-то в горле.

— Что ты себе позволяешь?

Прошипеть, глядя в его лицо, в веселые огоньки, вспыхнувшие в глазах, отразившиеся в белозубой улыбке. И я, как заворожённая смотрю, как искры от этих огоньков бросают отблески на кончики длинных загнутых кверху ресниц.

— Кажется, мы уже решили, что с тобой я себе позволяю всё.

Не договорил, но в его словах та самая уверенность в собственной власти. И что должно пугать ещё больше — моя вера в это. Но не пугает. Вызывает восхищение. Чисто женское восхищение. Вот это ощущение силы, которым веет от него, словно от зверя, что с одинаковым отчаянием защищает свою стаю и разрывает глотку любому врагу.

— Кажется, ты ошибаешься.

Всё же вырваться из его объятий и отступить на шаг, потому что включается здравый смысл. Тихий, осторожный голос в подсознании, с готовностью напоминающий о подозрениях. О всех тех пятнах неизвестности, разливающихся огромными серыми кляксами во всём, что касается Натана Дарка. Там, за каждым из этих пятен пустота. В ответ на каждый заданный вопрос — только мрачное настораживающее ничто, интригующее…и пугающее.

— Зачем ты пришёл сюда на самом деле, Натан? Откуда ты узнал о мальчике и о том, где именно он находится?

Искры в глазах исчезли, вспыхнув на кратчайший миг, чтобы на дне зрачков заполыхало огненными языками предупреждение, ярким сигналом не переступать границы.

— У меня свои методы получения информации.

— Слишком вовремя, не находишь?

Прищурился, напрягаясь.

— Это логично. Иначе в ней не будет смысла.

— Это наталкивает на определённые мысли.

Дарк шагнул ко мне.

— Например?

И тут же, оглядевшись по сторонам, снова резко притянул меня к себе, схватив за запястье, и прошипел.

— Ладно. Не здесь.

Стиснув зубы, дёрнула на себя руку, но он не отпустил, направляясь к выходу из больницы и продолжая тянуть меня за собой.

— У тебя есть выбор, — бросил, не оборачиваясь и тихо, так, что пришлось напрячься, чтобы услышать его голос сквозь цокот собственных каблуков, — или ты идёшь рядом со мной, или…, - не договорил, громко ухмыльнувшись. И вызывав волну яростного протеста, нахлынувшую изнутри, вызывавшую желание вонзиться ногтями до самых костей в его запястье, до боли сжимающее мою руку. И он прав. Самое последнее, что мне сейчас нужно, — это устраивать шоу для всей больницы.

— Отпусти.

Прошипела сквозь зубы, следуя за ним, уже царапая ногтями его руку.

— Ты понимаешь, что тебе грозит за подобное? Ты понимаешь, что я представитель власти? Отпусти меня, Дарк.

— Ни за что, — сказал, обернувшись так неожиданно, что я невольно в его грудь влетела, — мне нравится держать твою руку.

Провёл большим пальцем по моей щеке, глядя прямо в глаза…и этот взгляд, он снова гипнотизирует, вынуждает замереть подобно той самой добыче перед хищником. Боже, сколько же в нём мощи, спрятанной за этими обманчиво мягкими прикосновениями, за спокойным голосом, вводящим в ступор своей откровенностью. Обезоруживающей, ошеломляющей. От нее перехватывает дыхание, и под кожей простреливает жалящими, покалывающими разрядами электричества.

— Зачем?

Выдавила из себя, вздрогнув от понимания, что тёплые пальцы теперь не сжимают, а легко поглаживают запястье, вызывая мурашки, приводя в трепет моих полупрозрачных, хрупких бабочек с их эфемерными, ранимыми крыльями. Нельзя…к ним нельзя прикасаться даже осторожно. Иначе они упадут, обескрыленные, обессиленные.

— Зачем тебе это?

— Что «это»? Ты?

И его улыбка вдруг исчезла, губы вытянулись в прямую линию. Натан наклонился ко мне, продолжая ласкать скулу костяшками пальцев.

— Мне просто тебя надо.

Четыре слова, от которых прошибло током, от которых стало жарко и вспотели ладони. В ответ на которые гулким эхом в ушах зашелестели тонкие крылья ошалевших, потерявших голову бабочек. Неправильные. Такие глупые, наивные. Они расталкивают друг друга в спешке, мечущиеся в примитивном, в оголтелом желании взмыть вверх, высвободиться из плена той клетки, в которой их держит еле слышный голос разума. Он почти уступает их напору. Заворожённый чёрным космосом взгляда. Пропавший в бездне с сотнями звёзд, горящих яркими огнями в его глазах.

— Для чего?

Он всё же делает попытки освободиться. Сбросить с себя это наваждение.

— Для себя.

Негромко. По-прежнему невероятно тихо, а мне отдаётся громким, неприлично громким гулом. Словно не услышала, а эти два слова впились острыми лезвиями прямо под кожу, оставив кровоточащие раны на самой поверхности, в том месте, где мягко вонзились в плоть.

И она вздрогнула, а я застыл, не поверив в то, что сказал это вслух. Что позволил услышать. Потому что не собирался. Потому что не должен был ни в коем случае. Не сейчас, когда её раздирают сомнения…и я знаю о них. Их не может не быть. Только не после встречи с Крисом. Встречи, которая развеяла без остатка те жалкие крупицы доверия, что были у Евы ко мне. И мне нужно вернуть их любой ценой.

И всё же затаиться в ожидании её реакции, чувствуя, как её дёргает от желания отступить назад и одновременно податься вперёд. Я вижу это в больших лазуритовых глазах. В той нерешительности, которая то вспыхивает в них, то потухает, уступая место…а я не могу определить, чему именно. Но я хочу понять. Касаться её до одурения, бесконечно и смотреть, как неуверенность исчезает на дне зрачков, сменяясь на отражение моего лица.

Колбасит. Меня колбасит просто от прикосновения к бархату её кожи. Дикое возбуждение просто от её срывающегося дыхания и запаха тела, того самого аромата корицы, на который подсадила меня. Который сейчас вдыхал полной грудью и ощущал злость…самую настоящую злость, потому что понимал: так ведёт меня одного. Вот сейчас. Когда исчезает сизый покров тумана с её глаз, а мне хочется схватить его руками, не позволить растаять окончательно сейчас, когда гудки проносящихся мимо машин возвращают её в действительность, когда она понимает, что мы уже стоим на улице перед входом в больницу, и моё отражение рябит, колышется, чтобы растаять в подёрнутом синевой взоре.

— Я хочу знать правду, Дарк! — сказала твёрдо, вскинув голову и глядя в моё лицо, — Я хочу знать всё о тебе и твоём близнеце. Хочу услышать, откуда и от кого ты узнал про Кевина, и зачем ты появился здесь?