Холли Седдон - Постарайся не дышать

Спустя три часа ее разбудил телефон. «Прежде всего, – произнес голос на том конце провода, – хочу сказать, что сожалею о вашей утрате». Алекс силилась понять, кто это, а голос тем временем продолжал: «Нам нужно побеседовать. Не могли бы вы сегодня утром подъехать?»

Прошло еще два часа – и вот она с непросохшими после ледяного душа волосами сидит в переговорной, держа голову прямо и неподвижно и пытаясь сообразить, какое у нее должно быть выражение лица.

– Нам нужна новая тема, – говорил ей с той стороны орехового стола один из редакторов, которого она с трудом узнала. – Чернуха уже не актуальна – мы выжали из нее все, что можно. Через какое-то время у людей наступает к ней привыкание. Понимаете, что я хочу сказать?

– Да, – кое-как сумела выговорить Алекс, сосредоточившись на корзинке с фруктами в центре стола, чтобы удержать глаза вместе.

– У вас есть еще какие-нибудь идеи? – спросили ее.

– Нет, сейчас только это, – прохрипела она, рыгнув.

– Алекс, я думаю, вам нужно еще отдохнуть, – сказала женщина-редактор. – Вы слишком много пережили.

– Да-да, – кивнул редактор номер один. – Вашу колонку пока ведет Ричард. Отзывы хорошие. Я бы даже сказал, прекрасные. Торопиться некуда; когда будете готовы, мы вам что-нибудь другое подберем.

Алекс вскочила, с размаху врезавшись коленом в ножку стола, так что из глаз немедленно брызнули слезы.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она, чувствуя, как в груди поднимается дикая ярость, и, не в состоянии больше сдерживаться, выплеснула: – Пошло все на хер! – а потом, чтобы уж точно до всех дошло, прокричала то же самое во весь голос: – Пошло все на хер! – и, добавив: – И вы все туда же! – на дрожащих ногах направилась к выходу, где ее подхватили вызванные кем-то охранники.

Через несколько минут она нырнула в полумрак ближайшего паба. Напилась до умопомрачения, а потом трахалась с посудомойщиком со слезящимися глазами в кухоньке за баром – даже не закрыв дверь. На этой же неделе она попала на страницы Private Eye [8].

Алекс разглядывала гладкую кожу Эми. Морщин почти нет, только под глазами словно появился пыльный налет и волоски над верхней губой потемнели – вот и все, что отметила бы сама Эми, глядя в зеркало. В волосах у пробора виднелась серебристая ниточка. Алекс потянулась к ней рукой и выдернула. Потом разжала пальцы, так что волос полетел на пол, и погладила Эми по лицу, чувствуя, как кожа под ее рукой слегка пружинит. Из полуоткрытого рта вырвался легчайший, на грани слышимости, вздох.

Ладно. Сейчас я это скажу. Кажется, мой секрет тоже слегка «экземпляр».

Я тут выкроила время, чтобы все обдумать. Хотя на самом деле кругом, куда ни глянь, и так было одно сплошное время. До самого горизонта. Я снова и снова прокручивала все в голове, вертела так и сяк, смотрела под разными углами, пока не начало казаться, что прошлое уже само на себя не похоже.

Чем дольше я перебирала воспоминания о нем, тем больше они горчили. Его поведение не выдерживало пристального рассмотрения. И мое тоже – причем даже если закрыть глаза на явные ошибки, вся ситуация в целом выходит настолько странная, что непонятно, как она вообще возникла. Взять хотя бы то, что он меня намного старше. Это для начала. А еще то, что я была в школьной форме, когда мы впервые поцеловались. В школьной форме – и он отлично понимал, что это означает. Странно как-то. Даже ненормально, я бы сказала.

Когда мы познакомились, мне было четырнадцать. Когда поцеловались – пятнадцать. И он прекрасно это знал. Он вообще прекрасно знает, кто я.

Он очень привлекательный. Я хочу сказать, красив как черт. Роскошен до умопомрачения. Короче, все при нем. И в отличной форме – это сразу ясно, по тому, как он себя держит, весь такой высокий, уверенный.

И с какого перепугу такому красавчику понадобилась пятнадцатилетка? Если бы он хотел развлечься по-быстрому, то мог бы получить кого угодно получше меня. Вокруг него столько взрослых, опытных женщин – выбирай не хочу. А может, он просто всех уже перепробовал? Методично шел вниз по списку, пока там одни подростки не остались? Ладно; на самом деле я так, конечно, не думаю. Хотя, может, мне просто хочется думать иначе? Приятно быть единственной и неповторимой, так ведь? Приятно быть для кого-то особенной, чувствовать себя предметом мечтаний, а не просто очередным номером в шеренге. Я все думаю и думаю, поворачиваю это то одним боком, то другим, разбираю на части и складываю обратно. И чем дольше я размышляю, тем грязнее оно становится.

Он первый начал. О да, Эми, это по-взрослому! И всетаки – он это начал. И за этим явно что-то кроется. Другое дело, если бы я сама за ним охотилась – наряжалась, красилась, чтобы казаться старше, изобретала всякие хитрости. Если бы мы встретились при других обстоятельствах. Но тут охотником был он. И все первые шаги тоже сделал он.

Начиная с того дня, когда повернулся ко мне и заговорил, пока в комнате никого не было. Да, тогда-то все и началось. Он сидел слишком близко. И смотрел слишком долгим взглядом. Надо было извиниться и уйти или хотя бы элементарно отодвинуться, но я этого не сделала. Я осталась – и не только потому, что он был роскошен до умопомрачения, как я уже говорила; примешалась и вежливость, и почтение к старшим – если спрашивает взрослый, нужно отвечать.

Я поняла: все эти рассуждения на самом деле ведутся для самоуспокоения. Я просто пытаюсь как-то выкрутиться, хотя правда в том, что нужно было прекратить все это, пока не стало слишком поздно. Да, он не должен был меня целовать, но зачем я ответила на поцелуй? Почему получала удовольствие, вместо того чтобы расстроиться и почувствовать отвращение?

Не нужно было ему так трогать мою юбку. И водить так пальцем по спине. А мне – нестись потом домой с улыбкой до ушей, запираться в комнате и валяться в кровати, ухмыляясь, как Чеширский кот, и без конца прокручивая все это в голове, как порнуху.

Вообще нельзя сказать, чтобы он был такой уж развратный. Однажды он подвез меня домой – и ничего, хотя в машине можно было делать со мной все, что угодно. Он мог бы распустить руки на кухне, пока никто не видит, или отвезти меня потом не домой, а в другое место, но ничего такого не было. Он ласково успокоил меня, вытер слезы и отвез домой. И самое ужасное, самое тошнотворное заключается в том, что я всю дорогу хотела, чтобы он воспользовался ситуацией, и заранее мечтала о следующем разе. Я уже тогда понимала, что ухвачусь за эту возможность обеими руками, и плевать мне на то, что правильно, а что нет.

Если он «экземпляр», тогда кто я?

Она давно собиралась съездить туда, где нашли Эми, но все время откладывала. Пора было наконец с этим разобраться. Это место, оптимистично именуемое «парком», не понравилось ей с первого взгляда. Устрашающе высокие деревья сгибались под яростными порывами ветра. Ночью выпала роса, и объемные тяжелые капли сверкали в паутине и вжимали в траву опавшие листья.