Павел Любецкий - Испытание веры

Утро в комплексе по уже сложившейся традиции было тяжёлым, по крайней мере, для Малышкина. За час до подъёма и обязательной зарядки, от которой он мог отказаться в виду определённых обстоятельств, Эивиндр, вновь стащивший ключ — карту от всех номеров отеля у симпатичной горничной, тихо пробрался в стан врага и забросал Диму шариками, наполненных ледяной водой.

— Обещал же отомстить! — перекрывая вопль Малышкина, заявил Ларсен и поспешил покинуть место преступления, пока дрожавший россиянин не пришёл в себя.

— Убью! — разъярённо завопил Дима, до нитки промокнув.

— Сначала догони! — из коридора послышался удалявшийся голос Эивиндра, который вскоре быстро затих.

— Ну, погоди у меня, — пробубнил спортсмен, но затем улыбнулся, взглянув на себя в большое зеркало перед кроватью. Вид его — то ещё зрелище, но не успел Малышкин добраться до душа, как в номер ворвался Антон, чьё лицо и тело оказалось в краске разных цветов.

— Где эта жертва обстоятельств? — сердито задал вопрос он. — Кому-то сейчас резко поплохеет!

Увидев друга, Дима громко засмеялся. Не удержавшись на ногах, он присел на мокрую кровать, наблюдая, как с Антона стекали ручьи разноцветной жидкости и понял, что ему ещё повезло.

— Ха, ха, ха, — скорчил гримасу Мипулин, исподлобья взглянув на себя в зеркало.

— Норвежцы одержали победу, — сообщил Малышкин, признав поражение.

— Это мы ещё посмотрим! — не сдавался Антон.

На завтрак оба россиянина немного припозднились, главным образом из-за Антона. Дима не хотел оставлять его одного, поэтому дождался, пока тот смоет с себя весь оставленный Эивиндром позор и лишь тогда они спустились вниз, где за привычным большим столом собрались биатлонисты, напоминая о всё той же сплочённости, оставшейся с прошлого года. Увидев Антона с лицом, не предвещавшим ничего хорошего, Ларсен напрягся, приготовившись к чему угодно, но Мипулин, ничего не сказав, сел напротив.

— Что это у тебя? — обратила внимание Света на чёрную грязь за ухом брата. — Умыться было тяжело?

— Не заметил, — оправдывался Антон, замечая, как Эивиндр тихо хихикал. Недолго думая, нащупав ногу норвежского соперника, спортсмен, что есть сил, ударил своей, от чего тот резко подпрыгнул, слегка сморщившись.

— Что это с тобой? — покосился Торджер.

— Ничего. Ногу свело, — выдумал Эивиндр, продолжив с некоторым напряжением приём пищи.

— Как себя чувствуете, братцы алкоголики? — вспомнила вчерашний вечер Ольга, с любопытством глядя на сонного Армана, так и не пришедшего в себя.

Младший Вилар ничего не ответил, лишь закрыл лицо руками.

— Это он так сильно не хотел целоваться с фанатками! — напомнил Торджер.

— Заткнись. Я даже думать об этом не могу!

— Пить меньше надо! — упрекающим тоном заговорила Жустин. — А потом приходить ко мне в номер среди ночи и просить посидеть с тобой. Тебе, видите ли, было одиноко и страшно одному.

— Не говори ничего, — покраснел Арман, не припоминая ничего подобного.

— Вы же не пьёте, соблюдаете режим, — продолжала француженка, — тогда почему, вновь приезжая сюда, вы, мальчики, устраиваете бардак?

Жустин главным образом посмотрела на Диму и Антона.

— А при чём тут мы? — в один голос удивились они.

— А кто вообще предложил пить? — напомнила спортсменка.

— Ладно вам, — заступилась Даша. — Все хороши. Давайте не будем об этом.

— Согласна, — поддержала Тира. — На нас и так смотрят.

— Нам не впервой! — заметил Торджер.

— Кстати, кто-нибудь заметил, что вокруг полно товарищей из сборных наших стран, а мы по — прежнему сидим только вместе? — обратила внимание Айла.

Сидевшие за столом ненадолго задумались.

— Ну, Эмма вообще-то не считается.

— Это ещё почему? — запротестовала немка.

— Ты уже год, как завершила карьеру, — привёл довод Лазар.

— Ну и что? Мне это не мешает чувствовать себя частью команды и не только в Германии, но и здесь и сейчас. В России у меня вообще огромное количество фанатов, о чём Гураньевне перестаёт напоминать и постоянно спрашивает о возможном возвращении. Кстати, на мой взгляд, мы по — прежнему сидим вместе, потому что действительно стали хорошими друзьями, даже, я бы сказала, семьёй. Я, конечно, не хочу принизить достоинство наших коллег, но у нас уже много общего. К тому же, прошлогоднее событие так же оставило след, и мы не можем списывать его со счетов.

— Чтобы мы не думали друг о друге — вероятно, никто не сможет сказать, что это неправда, — поддержала Айла. — К тому же, Торджер даже своего брата оставил за другим столиком, — обратила внимание она.

— Младшенький просто с нашими новенькими девчонками решил ближе познакомиться, — рассказал норвежец. — С нами ему скучно!

— Давайте выпьем…

— Только не выпьем! — сморщился от одного лишь слова Арман и демонстративно отвернулся от поднятых стаканов.

— У нас в руках только чай, — успокоила Жустин и продолжила, — Давайте выпьем за то, чтобы мы…

Не успела она договорить, как один за другим прогремели выстрелы, доносившиеся из холла. Бросив стаканы с чаем, все, как один, спрыгнули со стульев и спрятались под стол, испытывая страшное чувство дежавю. Недавно оживлённый ресторан мгновенно замер в ожидании и лишь учащённое сердцебиение гостей заглушало угнетавшую тишину.

— Неужели всё повторяется? — напугано прошептала Света. — Я не могу здесь умирать. У меня ребёнок…

— Всё будет хорошо, — успокаивал сестру Антон, взяв её за руку. — Я с тобой. С нами ничего плохого не случится. Вот увидишь.

— Синдр! — искал глазами младшего брата Торджер. — Синдр! Ты где?

— Тихо, — жестом показал Эивиндр, боясь, что стрелявшие могли прийти на шум.

— Он мой брат! — сквозь зубы процедил спортсмен.

— Я здесь, — показался младший Гьёр и тот успокоился, но не сводил с него глаз, не зная, чего ожидать в дальнейшем.

Прошло несколько минут, но выстрелы не повторились. Стояла почти гробовая тишина. Незнание и внутренняя паника съедали сильнее, нежели, если бы они знали, чего именно бояться.

— Дима, — прижалась к нему Даша, боясь не меньше остальных. — Что это?

— Понятия не имею, — погладил по голове любимую спортсмен, не дав ей испугаться ещё сильнее.

— Прости, что я так долго разбиралась в себе.

— Родная, давай не сейчас.

— Нет. Сейчас лучшее время, — настояла Обручева и продолжила. — То, что произошло год назад — не твоя вина, но я из-за того, что боялась за нас, запуталась в себе и не могла понять, чего хочу. Нет, я знала, но не могла заставить себя поступить так, как нужно. Я идиотка. Потратила целых полгода жизни на то, что можно было сделать всего за минуту. Я не знаю, что произойдёт дальше, поэтому…, — больше ничего не говоря, Даша поцеловала Малышкина, — я люблю тебя. Больше не позволяй мне когда-либо сомневаться в тебе и принимать такие решения. Не хочу тратить попусту драгоценное время, хочу каждое мгновение жизни проводить с тобой.