Валентен Мюссо - Женщина справа

Мы устроились в его кабинете — большой, полной очарования комнате, где стены сплошь были уставлены драгоценными книгами. Лидекер был искушенным библиофилом и насчитывал в своей коллекции несколько диковин, среди которых только одно собрание подлинных писем генерала Лафайета времен войны за независимость должно стоить почти столько же, сколько весь дом. Лидекер начал возиться у древней латунной кофемашины, которая, сколько я помню, никогда не покидала своего места при входе. По комнате начал распространяться восхитительный аромат.

— Со вчерашнего вечера я много размышлял. Не буду скрывать: ваш звонок очень заинтриговал меня и весь вечер я провел, закопавшись в свои архивы. История — прекрасная наука, но ее часто упрекают, что она не наука о прошлом. То, что вы мне рассказали, служит подтверждением того, что прошлое никогда не умирает.

— Мое, во всяком случае, точно, несмотря на то, что я долго думал иначе…

Он кашлянул, по-видимому, немного смущенный.

— У нас почти не было случая об этом поговорить, но мне очень жаль, что все это случилось с вашей матерью. Ни один ребенок не должен такого переживать.

— Спасибо, Джулиан. Я знаю, что вы тогда для меня сделали.

Он поднял брови.

— О чем вы говорите?

— Вы же понимаете. Ваше письмо поддержки… Когда меня из-за той глупой истории хотели выкинуть из университета как непорядочного субъекта. Скромность делает вам честь, но декан ввел меня в курс дела.

Лидекер был не из тех людей, кто выставляет напоказ оказанные услуги. Он лишь отмахнулся.

— О, это сущие пустяки. Я не ошибся относительно вас, чему служит подтверждением ваша карьера.

— Моя карьера! — повторил я с разочарованным смешком. — Она не такая блестящая, как вы думаете. Вот уже несколько лет я не пишу ничего стоящего. Я почиваю на лаврах.

— Нас всех подстерегает это искушение.

— Помните, что вы мне сказали, когда выдали мои выпускные сочинения?

Он с улыбкой кивнул.

— «Будьте честолюбивы!» То, что я говорю всем студентам, в которых верю.

— У меня больше нет честолюбия, Джулиан. Я чувствую внутри большую пустоту и по-настоящему осознал это только в последние дни, по мере того как продвигается мое расследование случившегося с матерью. Не знаю, как я прожил все эти годы, не проявив к ней интереса. Эту пустоту я смогу заполнить, только узнав, что произошло. Без этого я не способен двигаться вперед… И в то же время я умираю от страха при мысли, что могу узнать правду.

Лидекер подал мне чашку кофе и сел за свой стол из красного дерева, покрытый в беспорядке валяющимися книгами и бумагами.

— Знаете эту фразу Ницше: «Иногда люди не хотят слышать правду, ибо тогда разрушатся иллюзии». Вы создали себе идеальный образ своей матери. То, что вы можете открыть, сделает из нее женщину, обычное человеческое создание…

— Но я и не собирался делать из нее икону! Я всего лишь хочу найти свою мать!

Я никогда не думал, что когда-нибудь произнесу такое вслух.

— Что вы точно хотите узнать, Дэвид?

— Если бы я это знал… Мне необходима любая помощь, которую вы сможете мне оказать. Мне необходимо понять, в какой мере моя мать могла быть объектом слежки и шантажа ФБР. Теперь я убежден: именно здесь находится ключ от головоломки.

Лидекер отпил глоток дымящегося кофе.

— Вчера вечером я перечитал отрывок из мемуаров Лестера Коула — сценариста, который был жертвой преследований. Он написал, что после войны «Голливуд был островком твердой земли посреди водоворотов, в которые был ввергнут весь остальной мир». Эта фраза хорошо освещает тогдашний образ мыслей, несмотря на то, что события довольно скоро доказали ее абсурдность. Я не открою вам ничего нового, сказав, что в конце сороковых антикоммунизм стал альфой и омегой американской политики. Выслеживания коммунистов не избежала, судя по всему, и киноиндустрия, которая рассматривалась как самый большой очаг подрывной деятельности в стране. Семьдесят пять миллионов американцев каждую неделю шли в кино, и большинство из них верили в то, что видели на экранах. Полагаю, вы знаете о комиссии по расследованию антиамериканской деятельности?

— В свое время мне повезло: у меня был великолепный преподаватель истории…

— Не будьте таким угодливым, Дэвид, вам это не к лицу.

Так хорошо знакомым мне менторским голосом Лидекер объяснил мне, что после победы на выборах в 1946 году республиканцы прибыли в Лос-Анджелес и устроили турне по студиям, настоятельно убеждая режиссеров самим избавиться от сотрудников, замеченных в коммунистических взглядах, пока Конгресс не предписал им это в приказном порядке. Не прошло и шести месяцев, как в Вашингтоне началась серия общественных слушаний, проводимых представителями демократов и республиканцев, самого молодого из которых звали Ричард Никсон. Среди свидетелей — сценаристов, режиссеров — были те, кого назвали «недружелюбными»: они держались вместе, сохраняли солидарность, говорили в один голос. Они решили сослаться перед комиссией на Первую поправку к Конституции. Знаменитая «голливудская десятка» отказалась свидетельствовать и признаваться в принадлежности к коммунистической партии, и тогда им было предъявлено обвинение в неуважении. В результате слушаний увольнения возросли: даже Далтон Трамбо, самый высокооплачиваемый сценарист Голливуда, был уволен из MGM. Увольнения происходили везде одновременно, и это не было невинным совпадением: крупные студии лишь исполняли решение, принятое их руководителями, что означало: мэтры Голливуда присоединились к «охоте на ведьм».

Случаи защиты обвиняемых становились все реже. Богарт и Бэколл, которые им какое-то время помогали, развернулись на сто восемьдесят градусов и публично осудили коммунизм, «как все добропорядочные американцы». Остальные последовали за ними. «Десятке» присудили штрафы и тюремное заключение. Выйдя из тюрьмы, некоторые уехали из Америки в Мексику или Европу. Занесенные в черный список, подвергнутые остракизму, они были вынуждены, чтобы дальше работать, спрятаться за псевдонимами или именами подставных лиц.

Я снова подумал об услышанном от Лоры разговоре на пляже — как федеральный агент сообщил моей матери, что настоящий сценарист «Покинутой» с 1958 года живет в Мехико, естественно, отправившись туда не добровольно. Я плохо представлял себе, как Харрис не мог знать, кто на самом деле является сценаристом его собственного фильма. А это означало, что ФБР, возможно, и его тоже держало в поле зрения.

— И какую роль сыграл Маккарти во всем этом? Ведь это его имя осталось связано с антикоммунистической борьбой.

Лидекер оперся о письменный стол и принялся крутить в руке изящную перьевую ручку.