Валентен Мюссо - Женщина справа

Я потихоньку начал закипать.

— Я запрещаю тебе говорить подобные вещи! Ты ничего не знаешь о нас. Черт побери! Да что тебе неймется? Можно подумать, тебе невыносимо, что Эбби может построить с кем-то серьезные отношения.

— Я тебя умоляю, только не надо дешевого психоанализа! Не перекладывай на меня ответственность за свои ошибки. А теперь ты должен уйти.

Она не дошла до того, чтобы захлопнуть дверь у меня перед носом, сознавая, что я не оставлю все так легко.

— Эбби, я здесь!

Я так громко это выкрикнул над плечом Мэрил, что та немного отступила назад.

— Я думала, ты не хочешь буянить! До свидания, Дэвид, должна тебе сказать: ты в пролете.

На этот раз она хотела хлопнуть дверью, но я успел просунуть ногу в дверной проем.

— Но… что ты делаешь?

— Извини, но я должен войти.

Мэрил не оказала никакого сопротивления. Она отступила, защищаясь обеими руками, как если бы я собирался на нее напасть. «Превосходная артистка», — подумал я. Я представил себе, как она бежит к полицейским, чтобы подать жалобу на меня. Не важно. Не обращая на нее внимания, я вошел в дом.

— Ты не имеешь права, Дэвид!

— Эбби! Где ты?

Я быстро прошелся по гостиной и кухне, затем поднялся в верхний этаж, продолжая ее звать. В доме было две ванных комнаты и три спальни. В одной из них я заметил ее вещи — дорожную сумку, компьютер, но ее самой нигде не было.

— Я звоню в полицию! — угрожающе произнесла Мэрил с нижнего этажа.

Не сомневаясь, что она лжет, я во второй раз проверил комнаты на этаже, как если бы Эбби была способна спрятаться в платяном шкафу, чтобы увильнуть от разговора. Меня переполняли гнев и досада. Снова спускаясь, я нечаянно опрокинул маленькую подставку на повороте лестницы. Упала ваза. Раздался звук разбитого стекла. Я даже не позаботился о том, чтобы подобрать осколки.

Мэрил так и стояла в коридоре, уставившись на меня мрачным взглядом. Ее губы трепетали, но, скорее всего, это был театральный эффект.

— Ну что, звать полицейских?

Увидев у нее в руке мобильник, я моментально потерял все присутствие духа.

— Чтобы ноги твоей здесь больше не было, понял? Если я увижу, что ты бродишь где-то поблизости, клянусь тебе, что позову их по-настоящему!

— Скажи мне, где Эбби…

Она подняла кверху телефон, держа палец на клавиатуре, готовая набрать номер.

— Вон!

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я не оглядываясь вышел из дома. Единственное, что я услышал, — бормотание Мэрил «урод несчастный!» и звук захлопнувшейся двери.

Двумя часами позже я устроился перед компьютером, чтобы написать Эбби на почту, — я практически никогда этого не делал. После бурного разговора с Мэрил я счел более благоразумным не пытаться больше ей позвонить, но мне очень хотелось взять на себя инициативу. Я угробил безумное количество времени на это послание, отдавая себе отчет, что куда легче влезть в шкуру вымышленных персонажей, чем выразить свои собственные чувства существу из плоти и крови.

Эбби!

Полагаю, когда ты будешь читать эти строки, Мэрил тебе уже расскажет, что я приходил к ней. Даже не сомневаясь, что она воспользовалась случаем, чтобы подлить масла в огонь, согласен, что мое поведение было недопустимым, и не нахожу другого извинения, кроме того, что я потерял голову от гнева. Да, я был в гневе, что ты не отвечаешь на мои послания и стараешься испытывать меня.

Сегодня я знаю, что мне бы следовало довериться тебе и ничего не скрывать из поисков, которые я предпринял относительно своей матери. Знай, что причина была не в отсутствии доверия, а потому, что мне всегда было очень трудно говорить о своем прошлом и своем детстве с кем бы то ни было… даже с теми, кого я люблю. Но я не узнал ничего действительно нового. Очень долго я хотел скрыть от самого себя этот период своей жизни, чтобы идти вперед, чтобы дать себе иллюзию, что мое существование не находится в зависимости от драмы, разрушившей мою семью. Я вырос рядом с восхитительной женщиной. Ты ее знаешь; Нина всегда занималась мной лучше не бывает. Растить не своего ребенка после того, как потеряла дочь, для нее, наверно, было настоящим испытанием, и я не могу удержаться от мысли, что испортил ей часть жизни. И как я ей отплатил за эту любовь? Поместив в стационар, где она несчастна. События последних дней только разожгли мои угрызения совести.

Когда-то я сказал тебе, что невозможно страдать от отсутствия человека, которого никогда не знал. Я солгал. Мне не хватало материнской любви, а может быть, и отцовской. Знаю: эту любовь невозможно получить задним числом, но я наивно полагал, что, попытавшись раскрыть тайну исчезновения Элизабет, я смогу заполнить эту огромную пустоту у меня внутри. А также я смогу так выразить ей свою любовь — единственным способом, который у меня в распоряжении. Не думаю, что прошлое может внезапно снова возникнуть в чьей-то жизни. Думаю, что в действительности оно не покидает нас никогда.

Я люблю тебя, Эбби. Эти слова я нечасто произносил, и если это случалось, то, должен тебе признаться, в глубине души сам в это не верил. Это моя драма, трагедия эмоционального инвалида: таким без толку принуждать себя, никто не осознает, какие усилия приходится прилагать.

Позвони мне, когда сочтешь, что наступило подходящее время. Я больше не буду пытаться вступить с тобой в общение. Я буду ждать столько времени, сколько потребуется. Если нужно, очень долго.

Я люблю тебя.

Дэвид

— Не сомневался, что это дело еще преподнесет нам сюрпризы, но то, что вы мне тут рассказываете, вообще ни в какие ворота!

Мы находились в гостиной. Хэтэуэй никогда еще не слушал меня так долго, ни разу не прервав одним из своих сарказмов. Я пересказал ему разговор с Лорой и свой визит к Лидекеру. По-видимому, он не сердился, что я продолжил свои расследования в одиночку.

— Не передадите мне сигарету?

Он раздавил окурок своей сигареты в пепельнице на низком столике и усмехнулся:

— Ну что, погрузились с руками и ногами? Вы растете в моих глазах.

— Можете, конечно, смеяться… Это все из-за вас: я опустошил пачку, которую вы у меня тогда оставили.

— Отлично, я буду чувствовать себя не таким одиноким… Есть еще одно, чего я не могу понять: учитывая все, что она знала, как Лора Гамильтон могла так долго хранить молчание?

Я зажег свою сигарету.

— Как раз это просто: она умирала от страха! Вы только представьте себе: один из ваших друзей исчезает и вы знаете, что здесь, возможно, замешано ФБР. И это в обстановке антикоммунистической паранойи. Вы же знаете эту эпоху, Хэтэуэй.

— Конечно, я часто вспоминаю об этой сволочи Маккарти. Я вот ни настолечко не был коммунистом…