Валентен Мюссо - Женщина справа

— Ты совсем не умеешь лгать, Дэвид. Что я тебе говорила? Маленький мальчик. Позавчера Эбби приезжала навестить меня.

Я не верил своим ушам. Чтобы прийти в себя, я положил руку на лоб.

— Почему ты мне сразу этого не сказала?

— Полагаю, ждала, что ты мне сам об этом скажешь.

— Что она тебе такого рассказала?

— Мало чего, но я почувствовала, что у вас что-то не ладится. Что между вами происходит?

Я встал, чтобы сделать несколько шагов по маленькой гостиной.

— Что произошло? Я всего-навсего был не на высоте. Я вовсе не подарок для нее. Никогда не уделял время, ни чтобы слушать ее, ни понять, что она хочет на самом деле… Не знаю, согласится ли она вернуться, чтобы жить со мной.

— Вы окончательно расстались?

— Я бы так не сказал. Эбби сказала мне, что ей нужно несколько дней, чтобы поразмышлять о наших отношениях. Вчера я зашел к одной из ее подруг и устроил сцену, которая, боюсь, только ухудшит ситуацию. Это все моя вина, я совершил слишком много ошибок.

Нина посмотрела на меня с теми же нежностью и состраданием, как раньше, когда я расстраивался из-за пустяков, а она пыталась утешить меня.

— Все ошибки могут быть исправлены, Дэвид.

— Конечно, ты права.

Но в глубине души я думал: «Нет, Нина, твоя дочь так и не смогла исправить свои ошибки. Она заплатила за них своей жизнью…»

— Иди сюда, сядь рядом со мной.

Я снова занял свое место. Бабушка опустила глаза и стянула золотое кольцо с пальца.

— Что ты делаешь?

— То, что мне уже давно следовало сделать. Держи, я хочу, чтобы ты взял это кольцо.

— Нет, Нина, я не могу…

— Можешь. Теперь, когда я сказала тебе, что оно для меня значит, я знаю, что ты будешь беречь его. Я хочу, чтобы эта вещь была у тебя, и хочу дать ее тебе сегодня. Каждый раз, когда ты будешь смотреть на него, ты будешь думать о своей матери и обо мне. Ничего на свете не способно доставить мне большей радости.

Я знал, что бесполезно пытаться ее разубедить. Она взяла мою руку, положила кольцо на ладонь и с улыбкой закрыла ее. Мы смотрели друг на друга, больше не обменявшись ни единым словом. В первый раз за много лет у меня из глаз хлынули слезы, и, к своему большому удивлению, я ничего не сделал, чтобы их удержать.

23 января 1959 года, пятница

Элизабет зажгла сигарету. Проходящий мимо электрик извинился, что задел кабелем ее ноги. Она отошла и села на край кофра на краю съемочной площадки и тыльной стороной ладони отогнала дым, который шел прямо в лицо.

Ей хотелось бы поразмышлять, но она не была способна ни на какую разумную мысль. Весь день провела, двигаясь на полном автомате. Уже шесть часов съемки, и она знала, что большинство дублей будут непригодными. Харрис ничем не был удовлетворен: он жаловался на освещение, на кадрирование, выставленное помрежем, декорации, даже на ее игру. «Ты не слушаешь, Элизабет. Ты не сосредоточена! Я хочу, чтобы ты бродила по дому так, будто ты привидение». Вот этим она сейчас, скорее всего, и была: пустая раковина, которая прохаживается перед объективом, бесчувственная к окружающему миру.

Она снова подумала о телефонном звонке, на который ответила вчера вечером, о встрече, которая ждала ее на выходе из студии, и об этом отвратительном шантаже, который ей надо будет принять… По сравнению с мрачным будущим, которое маячило перед ней, все казалось ей несущественным.

Она выдохнула новый клуб дыма, положила сигарету на край кейса, затем скрестила руки поверх платья. Она нахмурилась. Ее пальцы… странное ощущение. Опустив глаза, она заметила, что на ней больше нет кольца. Она сделала усилие, чтобы сосредоточиться. Куда она его положила? Во время дневных съемок оно еще было на ней? Невозможно вспомнить… Нет, во время съемок она его никогда не снимала. У нее было обыкновение, придя, надевать его на другой палец, чтобы влезть в шкуру своего персонажа и дать Вивиан ее обручальное кольцо. Может быть, на ночном столике? Или в ванной комнате? В голове ничего не прояснялось. Больше десяти лет она никогда не теряла это кольцо, берегла как зеницу ока. Единственная памятная вещь, которая у нее сохранилась от отца…

Она подняла взгляд к кругу прожекторов над головой. «Боже мой, Лиззи, что с тобой происходит?» Она снова затянулась, дым от сигареты раздражал горло.

Щелк .

Всего в нескольких метрах перед ней стоял Харрис. Он держал в руке маленький фотоаппарат — «Графлекс», как он ей однажды сказал, — которым он фотографировал актеров фильма без их ведома. Она скорчила гримасу и по-детски высунула язык.

— «Твоя краса не будет быстротечна, не скажет Смерть, что ты в ее тени» [87] Пер. А. Финкеля. .

— Что?

— Шекспир, восемнадцатый сонет. Ты что, ничего не учила в школе?

— Я всего лишь необразованная молодая девушка. Или вы этого раньше не поняли?

— Не надо ложной скромности, Элизабет. Я видел, какие книги у тебя валяются в гримерке. Ты первая актриса, которую я вижу за чтением Платона. Ты явно не разделяешь вкуса Вивиан к дамским романам.

Она пожала плечами.

— Я не понимаю и половины из того, что читаю!

— Разве это важно? Я оставил учебу в 15 лет, к большому отчаянию отца, который хотел, чтобы я стал хирургом. Все, что я знаю, я выучил самостоятельно, без чьей-либо помощи. Жизнь — незаменимая школа.

Элизабет указала на фотоаппарат, который у Харриса всегда был в руках.

— Почему вы все время фотографируете?

Рабочие продолжали копошиться на съемочной площадке. После того как один из них закрыл объектив крышкой, Уоллес Харрис подошел к ней.

— По той же причине, по которой снимаю фильмы. Все, что мы снимаем на пленку, продолжает существовать после нашей смерти. Лето не увянет… Мы фиксируем мимолетные мгновения для вечности. Когда ты будешь очень старой и покажешь фильм, который мы сейчас снимаем, своим внукам, молодая Элизабет Бадина продолжит существовать в качестве Вивиан.

— Вивиан не существует, это всего лишь персонаж!

— «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры» [88] Пер. Т. Щепкиной-Куперник. .

Элизабет улыбнулась.

— Снова из Шекспира?

— «Как вам это понравится»… Я принесу тебе томик. Любовь, предательство, веселье, очарование… эта пьеса — картина жизни. Тебе следует ее прочитать.

Харрис присел на кофр так близко от Элизабет, что его ноги касались ее юбки.

— Вивиан, по сути, всего лишь существующий на бумаге персонаж, порожденный воображением сценариста. Но уверяю тебя: сейчас он существует, причем исключительно благодаря тебе.

Режиссер приложил два пальца к складке ее губ.

— Извини, мне не стоило на тебя кричать. Художник не должен винить модель в своих собственных несовершенствах. Никто не понимает Вивиан лучше тебя. Я просто-напросто оказался неспособен ухватить то, что ты мне хочешь показать.