Александр Молчанов - Газетчик

Кораблева и Андрея осмотрел врач. Все было не так плохо. У Андрея было легкое отравление угарным газом, у Кораблева — ожог щеки.

— До свадьбы заживет, — сказал врач и отказался их госпитализировать. Сослался на то, что в райбольнице нет свободных коек. Кораблев предложил журналисту переночевать у него. Андрей пожал плечами и согласился.

«Нива» Андрея почему-то не заводилась, несмотря на все усилия. Он оставил машину возле пожарища. Вместе с Кораблевым они шли по ночному поселку, слушали доносившиеся со стороны гостиницы крики и команды. Где-то рядом за деревьями по трассе промчалась фура, и снова стало тихо.

Все, что только что произошло, казалось таким далеким, как будто случилось в прошлой жизни.

Дом Кораблева оказался совсем рядом. Он занимал половину двухквартирного дома с небольшим, в две сотки, приусадебным участком. Рядом с домом стояли качели — два столба, перекладина и автомобильное колесо, подвешенное на цепях.

Кораблев и Андрей вошли в дом. Кораблев включил свет на кухне и поставил чайник. Андрей умыл лицо и руки под рукомойником и сел у печки.

— Ты один живешь?

— Да, я же говорил. Жена ушла.

Андрей не знал, что еще спросить. Спать не хотелось. Кораблев заварил чай и поставил перед Андреем железную кружку. На кружке был нарисован российский флаг и было написано «Ельцин — наш президент».

— Может, чего покрепче?

Андрей покачал головой. Он взял кружку и глотнул чаю. И тут Кораблев задал вопрос, которого Андрей никак не ждал.

— Ты никогда не мечтал быть писателем?

Андрей усмехнулся:

— Я и так журналист.

— Это другое. А писателем? Настоящим. Как Лев Толстой. Или Александр Дюма.

— Я об этом никогда не задумывался, — соврал Андрей.

На самом деле, конечно, как и всякий журналист, он всегда думал о том, чтобы стать писателем. Правда, думал он об этом так: когда-нибудь он станет писателем. Он не очень представлял, что именно он напишет. Может быть, это будет книга очерков. Может, мемуары. Или документальное расследование. А может быть, чем черт не шутит, и роман.

— Я хочу стать писателем, — сказал Кораблев. — Я не хочу всю жизнь просидеть в школе.

— Надо писать, — сказал Андрей.

— Я и пишу.

Андрей понимал, что сейчас он должен попросить что-то почитать. Кораблев принесет ему ворох рукописей. Он должен будет остаток ночи провести, читая какую-нибудь графоманскую муть, а потом, пряча глаза, говорить бедняге, что нужно еще подучиться, больше читать классиков и больше практиковаться.

— Я решил пока никому не показывать свою писанину, — сказал Кораблев, и Андрей вздохнул с облегчением.

— Понимаю, что нельзя начать писать и сразу написать что-то выдающееся. Я готов работать много лет.

— Спасибо за то, что вытащил меня, — сказал Андрей.

Кораблев неожиданно смутился.

— Ерунда, — сказал он, — это получилось случайно.

— Как это случайно?

— Сам не знаю, что на меня нашло. Я не собирался. Я за другим…

Кораблев, кажется, запутался в собственных объяснениях.

— Если хотите, я…

— Давай уже на ты, — предложил Кораблев.

— Если хочешь, я мог бы прочитать что-нибудь из твоего, — сказал Андрей. Сказал и сразу пожалел об этом.

Кораблев задумался. И покачал головой.

— Нет. Не нужно. Я пока не готов.

Ночью выпал снег, прибрал всю грязь и спрятал черные ветки и стволы деревьев. В Шиченге сразу стало светло. И даже дышалось, кажется, легче.

Из-за пожара Пшеницын поспал всего пару часов, но чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Фыркая и отплевываясь, он принял ледяной душ, потом сварил себе кофе и отправился в райотдел. Он прошел мимо спящего дежурного, взял ключ со щитка и направился прямиком в камеру, где спал Валера Шаврин. Поднял его, заспанного и ничего не понимающего, и вывел из райотдела. Никто их не видел.

Пшеницын завел Шаврина в сарайки. Здесь остановились. Шаврин только сейчас стал понимать, что происходит что-то не то, и растерянно оглядывался. Его лицо, покрытое свежими шрамами — последствия недавнего прыжка через закрытое окно, — было похоже на картофелину, которая попала под лопату.

— Куда это мы? Что ты вообще? — пробормотал он.

— Значит, смотри, какая ситуация. — Пшеницын скрестил руки на груди. — На тебе уже сейчас два трупа. Это минимум десятка.

— Посмотрим еще, — с вызовом сказал Шаврин. — Не доказано ничего.

— Идиот. Ничего не посмотрим. Никто с тобой возиться не будет. Сядешь как миленький. Только есть один нюанс. Ты, может, слышал, что пропала Нина Шарова?

— Нинка? Ой, я ее знаю. Симпатичная девчонка. В смысле пропала?

— Черт! Слушай сюда, — начал злиться Пшеницын. — Девушка пропала. Есть подозрение, что ее убили. Тело пока не нашли. Но это не помешает нам найти виновного.

— А я-то при чем?

— При том. У нас есть готовый кандидат на роль убийцы.

— Я, что ли? Ерунда какая-то.

— А тебе какая разница — два трупа или три?

— Нет, это вы на меня не повесите. Что было, то было. А чужих грехов мне не надо.

— Еще раз: твоего мнения никто не спрашивает. Ты пойми уже, что тебе так и так кранты. За тройное убийство тебе без разговоров дадут пожизненное. А мы еще пустим маляву по своим каналам, что ты ее не только убил, но вдобавок изнасиловал. Знаешь, что это значит?

— Ничего не понял. Начальник, какая малява? Ты чего?

— Тех, кто сидит за изнасилование, в тюрьме самих используют. Сам понимаешь, как женщин.

— Это петухом, что ли, сделают? Нет, я на это не согласен. Начальник, верни меня обратно в камеру.

Нужно было привести его в чувство. Пшеницын легонько ударил его по щеке. Шаврин закрылся и весь как-то сморщился.

— Есть другой вариант, — объяснил Пшеницын и достал пистолет. — Я тебя прямо сейчас застрелю. При попытке к бегству. Никто не видел, что я тебя вывел из камеры. Ты подозреваемый в трех убийствах. Мне внеочередное звание дадут.

На лице Шаврина отразился ужас. Он смотрел на пистолет и мелко дрожал.

— Не надо, начальник! Я все сделаю. Все, что нужно. Говори, что сделать?

Пшеницын убрал пистолет обратно в кобуру и сказал:

— Есть такой вариант. Ты кое-что для меня сделаешь. После этого можешь убираться на все четыре стороны. Тебя будут искать, но не очень сильно. И скоро забудут. Есть куда поехать?

— Тетка под Минском живет.

— Вот и поезжай к своей тетке. Когда все сделаешь, встретимся на мосту. Я дам тебе денег на дорогу.

— Так что сделать-то надо?

Пшеницын объяснил, что Шаврину нужно сделать.

Утром Алексей принес Нине какие-то старые тряпки и велел переодеться.

— Что это за бабушкины наряды?

Нина держала в руках нечто ситцевое и выцветшее.

— Потом достану что-нибудь приличнее, — пообещал Алексей. — Снимай платье.