Сабин Дюран - Запомни меня навсегда

Завтра День святого Валентина, и меня с ней рядом не будет. В прошлом году – сплошные розы и свечи, открытки и поцелуи. Не спали ночь напролет. В этом году даже вопрос не поднимался.

Вчера она была в странном настроении. Приготовила курицу с грибами – с грибами! Нафаршировала эту мерзость чесноком – фу! Превентивный удар по нашему роману? Вряд ли. Я не то что перестал с ней разговаривать, я лишился дара речи! Как она смеет игнорировать мои нужды? Слов нет! К еде я даже не притронулся, а она молча выбросила содержимое моей тарелки в мусорку. Позже она заметила таким тоном, будто предмет беседы не имеет практически ни малейшего отношения к ее жизни – как погода на окраине страны:

– Мог бы иногда разнообразить свои предпочтения в еде. Вдруг понравится?

– Я уже взрослый. Ни к чему меня уговаривать!

– Просто попробуй, от этого не умирают.

Я ответил:

– Некоторые люди вечно указывают другим, что им делать.

– Люди? – переспросила она. – Ты всегда говоришь о каких-то людях, Зак. Делаешь широкомасштабные обобщения, сваливая всех в одну кучу, будто все на свете ведут себя совершенно одинаково, и один ты не как все!

Сегодня утром извинилась. Думаю, я был в гневе. Уже не помню. Я ее толкнул? Все как в тумане. Запоздала она с извинениями. Мы притворились, что все нормально. Она почти не спала – под глазами синие круги. По радио передавали результаты очередных дополнительных выборов непонятно где. Лиззи надела пальто и была уже на полпути к двери, как я ее окликнул.

– Я тебя люблю, – сказал я. – Ты же знаешь?

– Да, – ответила она.

Врет и не краснеет!

– Больше всего на свете, – добавил я. – Больше жизни!

Поцеловал ее пылко и почувствовал, что она все равно от меня отдаляется.

В субботу просыпаюсь до рассвета. Захожу в кухню, накладываю собаке еду, Говард выбирается из корзинки и ест. Он так виляет хвостом, что сшибает со стола ложку. Та со звоном падает на пол, я замираю и жду. Наверху тишина. Быстро пишу Онни записку, в которой благодарю ее за вчерашний ужин и помощь по дому – мне было очень приятно, и дом действительно нуждался в уборке. Объясняю, что ко мне приезжает подруга, и прошу освободить диван. В конце добавляю: «Подумав, я поняла, что искать Зака вдвоем – не самая лучшая идея. Прости! Если не увидимся до твоего ухода, то желаю успехов во всем».

Записка вышла пассивно-агрессивной, но мне плевать.

Прячу ноутбук Зака под матрас и потихоньку ухожу.

Эспланада Райда в марте блеклая и неприглядная, будто под дождем оставили череду кукол Викторианской эпохи. Приливные волны бьются о мол. В верхней точке города купол церкви пронзает подушку низких облаков.

У меня такое чувство, будто я вторглась на запретную территорию. Гибельное место, говорил Зак, источник всех его несчастий. В день отъезда он поклялся больше никогда не возвращаться. В тот день он впервые дал отпор отцу, и его выкинули из дома. Безвольная мать приняла сторону отца. Когда тот умер несколько месяцев спустя, она сказала Заку, что приезжать на похороны не стоит. Он даже особняк не вернулся продавать, а большая часть вырученных средств ушла на уплату отцовских долгов.

– Неужели соседи не знали, что у вас происходит? – спросила я. – И никто даже не попытался вмешаться?

– Они знали, что меня бьют. Подглядывали из-за штор. Знали и ничего не сделали.

Я не виню его за то, что он возненавидел деревню, в которой родился и вырос, и обвиняет ее во всех своих несчастиях. Но остров-то ни в чем не виноват! Он лишь стал местом преступления. Зак не мог взять и куда-нибудь переехать. Он так и жил с последствиями жестокости отца и пособничества матери. Они стояли за всеми его проблемами. Возможно, он это понял. До чего же он отчаялся, если прячется на острове! А если нет, и он последует за мной, увидит, что я пренебрегла его желаниями, то он здорово разозлится. В любом случае это заставит его себя обнаружить.

Добираюсь электричкой, потом автобусом и паромом. В электричке вглядываюсь в лица пассажиров, несколько раз меняю вагоны и места. На пароме нас всего четверо – две девушки лет двадцати и старик с газетой, севший впереди.

Остров Уайт выглядит на удивление тихим и нормальным – спущенный на воду клочок суши с пешеходными мостами и небольшими кольцевыми развязками, рыбными магазинами и закусочными. В Райде особая тоскливая атмосфера любого курортного городка в межсезонье – отели с закрытыми ставнями, скидки на гидрокостюмы, бесцельно шатающиеся подростки.

Иду по набережной. Говард тянет меня вперед, мимо катка, мимо галереи игровых автоматов, мимо уменьшенной версии парка аттракционов «Питер Пэн». Одна из каруселей перевернута, ее содержимое смахивает на промасленные внутренности. Все эти достопримечательности вовсе не кажутся такими убогими и ужасными, как описывал Зак. Возле пруда, рядом со стоящими на приколе водными велосипедами в форме лебедей, молодая женщина с ребенком бросают уткам хлеб. Вспоминаю праздник в Богнор-Реджис: стройная решительная мама в латаном-перелатаном платье и две ее опрятные дочки. Мы наряжены в одинаковые купальники – синие с белыми юбочками, из детского фирменного бутика «Каффс». «Твоей сестре он идет больше, – сказала мама. – В отличие от тебя у нее точеная фигурка. Ну, тут уж ничего не поделаешь».

Дойдя до широкого пляжа, спускаю Говарда с поводка. К моему облегчению, сегодня ему гораздо лучше. Возле парома я купила карту, поэтому представляю нужное направление. Иду вдоль моря, мимо закрытого кафе, мимо опустевших пляжных домиков, потом через парк к другой магистрали. Дорожка пуста. Никто за мной не следит. За проливом Солент на горизонте, словно клыки, торчат башни Портсмута.

В конце аллеи, где домики кончаются, можно выйти к дороге. Беру Говарда на поводок, вновь сверяюсь с картой. Следующий поворот уходит от моря и ведет высоко в гору. Между деревьев стоят несколько больших домов, в основном поделенных на квартиры. Здесь совсем не как в Корнуолле. Зак был прав. Природа более окультурена, похоже на пригород. Многие здания летом сдают внаем, сейчас они заперты.

На вершине, возле входа в шумный парк «Знакомство с дикой природой», Говард рвется с поводка. Я выхожу на главную дорогу – по ней до деревни, где вырос Зак, всего пятнадцать минут ходьбы.

Не знаю, чего я жду – зеленых лужаек, мисс Марпл, соломенных крыш. Здесь все куда более обыденно. Бровка холма, поворот дороги, шоссейная развязка. Я знаю, что в деревне есть начальная школа, хотя Зак ходил в подготовительную школу Теннисон («лучшее образование на всем острове»), винный магазин (с толстыми решетками на окнах) и супермаркет сети «Лондис». Паб, на котором висит объявление о наличии кабельного телевидения и воскресного блюда.