Меган Эбботт - Как ты смеешь

– Дом, в котором нет тепла, – говорит он и смотрит в окно. – Холодный дом – вот что он ей подарил.

– Но это ее дом, – возражаю я. – Пусть холодный, но ее.

Он не отвечает, и я чувствую, как между нами вырастает стена.

– И еще Кейтлин, – говорю я, но это звучит еще менее убедительно. – У нее есть Кейтлин.

– Точно, – отзывается он, качая головой. – Кейтлин.

Какое-то время мы сидим в тишине, и у меня вдруг возникает такое чувство, будто нам обоим известно что-то, только мы не можем точно сформулировать, что именно. Чувство, как будто Кейтлин, как и дом – не подарок, а то, что должно было быть подарком. Моя свадьба, мой дом, моя дочь. Мое холодное сердце.

– Ну ты, подруга, просто звезда, – восхищается Рири, страхуя меня.

Я делаю сальто назад – раз, два, три, без сучка, без задоринки.

Я вдруг понимаю, что родилась для того, чтобы делать эти сальто. Я как пропеллер.

– Вот для чего нужен хороший тренер, – улыбается Рири. – Бет никогда бы не позволила тебе достичь таких высот.

Сказав это, она сразу смеется, словно хочет взять свои слова обратно, словно пошутила. Может, так оно и есть.

– Колени к носу, Хэнлон, – рявкает тренерша, направляясь в свой кабинет, но по пути украдкой улыбается мне.

– Фу-ты, ну-ты, – вдруг фыркает Бет с трибун. – Смотри с шеей осторожно, Эдди-Фэдди, а то по тебе ортопедический воротник плачет.

– Завидует, – присвистывает Эмили. Но я-то знаю, что Бет завидует не моим сальто. Она и сама так умеет и легко меня сделает, с ее-то телом, легким, как лента в руках гимнастки.

После тренировки Эмили встает на скамью в раздевалке, поднимает ногу и тянет за стопу. Теперь она тоньше бобового ростка, похудела за месяц на восемь килограммов и будет вторым флаером на матче с «Жеребцами». Витаминные добавки вместо еды, тренажеры, экстракт южноафриканского кактуса, зеленый кофе и прочие издевательства над собой сделали ее легкой и бесстрашной.

Тейси уставилась на нее, насупившись, не желая делиться успехом.

Лежа на краю скамейки, Бет рассеянно глядит в подвесной потолок.

– Эй, Кокс, – зовет она Бринни. Та закручивает длинные волосы в кудельки и напевает перед зеркалом. – Как твоя голова?

– Ты о чем? – отзывается та, застыв с поднятой рукой. – Все у меня в порядке с головой.

– Ну и слава Богу, – говорит Бет. – А то вдруг кровь еще давит на мозг. После того, как ты шмякнулась пару недель назад.

– Да нет, – тихо отвечает Бринни.

– Бет, – предостерегающе говорю я.

– Главное, что ты не булимичка. Тогда тебе ничего не грозит. А то те, кто любит нажраться, а потом два пальца в рот, на поле обычно падают замертво.

На другом конце скамейки Эмили опускает ногу и смотрит на Бет. Та лежит и глядит в потолок, на флуоресцентные лампы.

– Когда все время вызываешь рвоту, – продолжает Бет, – в глазах лопаются капилляры. И вот в один прекрасный день ты ударяешься головой о мат и… бамс!

Бет щелкает пальцами у виска.

– Одна булимичка как-то раз сорвалась с пирамиды, и у нее глазное яблоко вывалилось.

Она приподнимается на локтях и смотрит на Эмили.

– Но не будем о грустном, – продолжает она. – Ведь наша Эм сегодня всем покажет. Выйдет на поле никому не известной, а уйдет звездой.

– Неужели она пропустит матч с «Жеребцами»?

До начала выступления десять минут, а Бет нигде не видно.

Еще ни разу она не пропускала игру. Все сразу думают, не случилось ли чего – как в тот раз, когда Бет выследила своего отца и его ассистентку в отеле «Хайятт» в самом центре, и выцарапала ему на капоте слово «БАБНИК».

Без нее нам придется менять всю конструкцию двойной пирамиды. Мы рассчитываем на Бет, среднего флаера, которая обеими руками удерживает бедра стоящих справа и слева от нее Тейси и Эмили, а каждая из них машет свободной ногой и тянет ее к самому небу. Кроме нее нет никого, кто был бы таким же легким и сильным одновременно, чтобы стоять так высоко и поддерживать девчонок. Изменить эту конструкцию – все равно что пытаться совместить неподходящие части головоломки. Тренер в раз– думьях.

– Может, вообще не будем делать этот стант? – предлагаю я.

– Нет, – отвечает та, глядя на поле, где поднимается ветер. – Кокс встанет вместо нее.

Хилая Бринни с цыплячьими ножками. Теперь-то я понимаю, чего добивалась Бет, пытаясь запугать ее.

Рири смотрит на меня, прищурившись. Я пожимаю плечами.

– Тренеру лучше знать, – говорю я.

В двойной пирамиде у Бринни начинает дрожать правая рука.

Я отчетливо вижу это со своего места и кричу на нее, но у нее в глазах паника, и ее не остановить.

И во время «полета мертвеца» [30]с полуразворотом ее тонкая, как булавка, ручонка поддается, и Эмили, невесомая, как ресничка, и целиком поглощенная мыслями о лопнувших кровеносных сосудах, соскальзывает, падает вниз и разбивает колено о поролоновый пол.

Глядя, как она падает, я понимаю, что так может рассыпаться не только пирамида, но и вся наша жизнь.

Ее колено лопается, как пузырек пупырчатой пленки.

И краем сознания я понимаю, что в этом хлопке, который издает колено Эмили, похожем на звук вылетающей пробки шампанского в Новый год, виноват мой кувырок.

Виноваты мы с тренером.

«Жутко живот разболелся», – пишет мне Бет тем вечером.

«У тебя же месячные на прошлой неделе были», – отвечаю я. У всех в команде месячные в одно время, как по волшебству.

«Инфекция», – пишет она. «Всю ночь пила клюквенный сок и мамино обезболивающее».

«А если честно?» – спрашиваю я. Она ни разу не пропускала матч – ни разу. Даже когда ее мать поскользнулась на ковре в гостиной и разбила лоб о кофейный столик. Ей наложили сорок семь швов и снабдили викодином на три года.

«А я честно», – пишет она. «Я честнее твоего тренера, солнце».

«Ты знаешь, о чем я. У Эм порваны связки, скорее всего».

Долгая пауза, и я почти чувствую, как внутри Бет закипает чернота.

«А у меня вся жизнь порвана. Пошли вы все».

– Отстранена на два матча, – сообщает Рири. – Два матча без Бет. И Эм вылетела. А с этой мисс курячьи лапки мы все по очереди себе головы разобьем.

– Не повезло, – Тейси Шлауссен с трудом сдерживает улыбку. К хорошему быстро привыкаешь. А теперь, без Эмили и Бет, она наш единственный флаер – других таких худышек просто нет.

– Бет винит во всем тренершу, – замечает Рири.

– Тренершу? – у меня дергается бровь.

– Говорит, что Эм упала, потому что шесть недель питалась воздухом и витаминами, чтобы похудеть ради нее.

Я смотрю на Рири.

– Ты тоже так считаешь? – жесткость в голосе удивляет даже меня саму – те же металлические нотки, что в мою бытность лейтенантом Бет. Никуда они не делись, оказывается.

Глаза Рири округляются.