Меган Эбботт - Как ты смеешь

– Так кто устраивает вечеринку? – спрашиваю я.

Она усмехается.

Поначалу я не поверила ей, но теперь вижу всех своими глазами. Их пятеро или шестеро, и все они из Нацгвардии.

Люди Уилла.

Они в гражданском, но стрижки и гладко выбритые лица выдают их с головой. И стоят они как на плацу – ноги врозь, грудь выпячена. Один даже сложил руки за спиной, как по команде «вольно». Так ему очень неудобно держать пиво.

Я узнаю рыжий «ежик» рядового первого класса, что каждый день провожает сержанта Уилла до машины, и другого – с огромными ручищами и кривыми ногами.

Никто не сидит на продавленных кроватях с бугристыми покрывалами, все сгрудились вокруг длинного комода, на котором устроен импровизированный бар, свет приглушен, обстановка почти умиротворяющая.

Обычное, ничем не примечательное место для маленькой вечеринки. Две смежные комнаты, тихо играет радио. Кто-то из рядовых тянется вверх и рассеянно подкручивает лампочку, от чего по стенам разбегаются лучи света, как от дискотечного зеркального шара. Как от волшебного ночника в комнате Кейтлин.

А потом из ванной появляется капрал Прайн, сжимая в пальцах горлышко пивной бутылки.

Рири смотрит на меня, трясет головой и шепчет: « О, нет ».

Все солдаты в отутюженных на совесть рубашках-поло, и только Прайн в обычной футболке, на которой изображены черепа и кости. Из одного черепа торчит огромный нож, а грудь пересекает надпись: «Любовь убивает».

Кивая своей огромной головой-ластиком, Прайн приближается к нам.

Бет скидывает спортивную куртку и остается в роскошном золотом топе; она подходит к нему, улыбаясь краешком рта, что в случае с Бет означает одно: новые неприятности.

Рири начинает пританцовывать, виляя бедрами, хватает меня за руку, и, глядя на то, как свободно она ведет себя в мужской компании, я понемногу успокаиваюсь. И вот мы уже танцуем, крутим попами, Рири изображает робота.

Специально для нас смешивают ром с диет-колой; слабоалкогольные коктейли льются рекой. Рядовые ведут себя по-джентльменски и предлагают сыграть в «пиводуй» [32]. Мне не удается уловить суть игры, кроме того, что всем участникам приходится по очереди склоняться над столом и дуть на игральные карты, а потом снова и снова выпивать.

Вскоре мне уже на все плевать – на пятна на покрывале и потолке, раковину, что грозит обрушиться, когда на нее облокачиваешься, стараясь удержаться на ногах; на засаленный ковролин под ногами. Мы с Рири сбрасываем туфли, залезаем на кровать и танцуем там, стукаясь попами. Гвардейцы одобрительно вопят. Но мне плевать.

Мне плевать: ром, лимонад с водкой и рюмка текилы ударяют в голову и, словно волшебное зелье, преображают все вокруг.

Заплеванный жвачкой школьный мир со всеми его шкафчиками, истертым линолеумом и беспросветной тоской растворяется; остается лишь тепло; все кажется таким прекрасным, что дух захватывает.

– Пусть тренер приедет, – бормочет Рири, – Скажи, что мы с гвардейцами.

Она возится с моим телефоном, пытаясь набрать текст сообщения.

Ничего плохого не случится, все в порядке, ведь вокруг люди Уилла. Один из них берет нас за головы и подталкивает друг к другу. Он хочет, чтобы мы поцеловались.

– Всегда готов, – говорит он, – всегда рядом.

– Раньше мы никогда не были подругами, – говорит Рири, обнимая меня и притягивая ближе. – До этого года. Ты всегда была подружкой Бет. Она не желала тобой делиться. Я даже тебя боялась. Вас обеих.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто сама себе удивляется.

Мне хорошо знакомо это ощущение, как будто что-то горячее разливается внутри. Такое частенько бывает на вечеринках, или когда сидишь у костра на краю обрыва, наливая пиво из бочонка в пластиковые стаканчики. Любой парень начинает казаться самым красивым на свете. Но сейчас даже лучше – ведь я в «Комфорт Инн» на Хабер-Роуд, а эти парни – взрослые, они ребята Уилла и как будто светятся его отраженным светом.

И кто я такая, чтобы не дать себя обнять твердой мускулистой руке? Мы с этими парнями – как Колетт и Уилл. Как будто она – это я.

Уже поздно, а Бет нигде не видать.

Я уверена, что она с Прайном, но рядовой Тиббс – милый, веснушчатый парень, – отводит меня в смежную комнату, где Прайн, вырубившись, лежит на кровати. Бет рядом нет.

Джинсы Прайна спущены до щиколоток, трусы наполовину сползли – все хозяйство наружу. Даже сейчас, когда он один в комнате и спит, он выглядит устрашающе. Возможно, дело в запахе – густом и неприятном.

Мы с рядовым обходим все коридоры и лестничные площадки. Он рассказывает о сестре, которая учится в колледже штата; о том, как переживает за нее, когда слышит рассказы о пьяных танцах в мужских общежитиях и девчонках, возвращающихся домой под утро.

Мы разыскиваем Бет не меньше часа, а может, больше, и мне удается сохранять спокойствие лишь потому, что, блуждая под длинными гудящими флуоресцентными лампами, я усиленно концентрируюсь на том, чтобы не пропустить ни одного обработанного освежителем закоулка.

Но все ярко освещенные коридоры похожи друг на друга; все они залиты желтым светом и пусты.

Когда мы наконец находим ее спящей в моей машине, я уже почти трезва от свежего ночного воздуха. Лицо Бет расслаблено и напоминает личико спящего ребенка, но туфель на ней нет, юбка задрана, и, насколько я могу судить, отсутствует нижнее белье.

Она вздрагивает, просыпается и начинает рассказывать ужасные вещи.

О том, как Прайн завел ее в смежную комнату, сорвал с нее трусы и спустил свои джинсы. Она все еще пьяна, и с ее губ срываются страшные подробности.

Он засовывал туда руки … схватил меня за плечи и толкнул вниз… моя челюсть… было больно…

Таким рассказам всегда нужно верить. Нам это постоянно твердили на занятиях по охране здоровья: женщина из Центра планирования семьи, студентка с сережкой в носу из фонда «Girls Inc. [33]» – все они говорили одно и то же. Женщины никогда не лгут, когда речь заходит о таких серьезных вещах. В их словах нельзя сомневаться. Никогда. Им всегда нужно верить.

Но Бет не такая, как те девчонки, которых они имели в виду. У Бет и этих других девчонок вообще нет ничего общего. Бет – стихийное бедствие; разгадать ее невозможно.

Как можно разгадать человека, который знает о тебе больше, чем ты сам? А в этом Бет любому даст сто очков вперед.

– Надо кому-нибудь сообщить, – говорит рядовой. Он не вмешивается в мои попытки оказать помощь, держится подальше от Бет, распластавшейся на сиденье, от ее голой лодыжки, запутавшейся в ремне безопасности, от ее босых ног с прилипшими к подошвам мелкими камушками.

Я пытаюсь освободить ее, но тут ее левая нога заваливается в сторону, и мы оба видим на внутренней стороне бедра воспаленную багровую отметину – отпечаток большого пальца. И точно такой же на другой ноге.