Клэр Сибер - 24 часа

– Я не знала. Ну, не была в этом уверена. Поначалу просто валил дым, совсем немного. И я решила, что она придет в себя. – Мне впервые показалось, что Джоли вот-вот заплачет. – Она должна была прийти в себя.

Какое-то время мы сидели в молчании.

– Получается… – Я постепенно переваривала ее рассказ. – Получается, ты пыталась убить не меня?

– Я никого не пыталась убить, – простонала Джоли. – Я не пыталась это сделать, клянусь Господом! Я просто хотела сказать ей, чтобы она оставила моего мужчину в покое. Я прочла их текстовые сообщения, и мне от них стало тошно.

– А-а, вот откуда ты узнала, в каком мы отеле, – медленно произнесла я. – Эмили написала об этом Сиду. Потому что я ему об этом не писала.

Я тогда пряталась от Сида, а Эмили – нет.

– Ну да. Всем был нужен мой мужчина. – Джоли снова посмотрела на меня, и в ее ясных глазах заблестели слезы. – Только Сид не был моим, да? Чертов ублюдок.

– Он никогда никому не принадлежал, – спокойно сказала я. – И никогда не будет.

Вскоре после этого я ушла.

Джоли никак не отреагировала, когда я направилась к выходу, только тихо всхлипнула и вновь поклялась, что «не замышляла этого». Умудренная опытом женщина исчезла – осталась лишь юная девушка.

Я успела дойти до туалета как раз вовремя, прежде чем меня вывернуло наизнанку.

Меня ничуть не утешило то, что рассказала мне Джоли. Как бы там ни было, я ведь не знала, насколько можно верить ее рассказу, и поэтому, тяжело вздохнув, подумала, что лучше всего предоставить суду решать, что в ее заявлениях правда, а что – нет. Шофер Джоли подтвердил, что он ненадолго привозил ее в тот вечер в отель. Он поклялся, что они с Джоли уехали оттуда по ее распоряжению еще до того, как заметили, что начался пожар.

Мой гнев постепенно улетучивался. Я теперь испытывала главным образом чувство глубокого сожаления.

Единственным небольшим утешением, которое я все-таки извлекла из разговора с Джоли, стало осознание того, что Эмили погибла вовсе не вместо меня. И я не была, как раньше полагала, единственным виновником ее гибели.

Но по большому счету легче мне от этого не становилось.

Позднее я припомнила, как рассердилась Эмили, узнав, что я снова переспала с Сидом. Было ли это до или после того, как она рухнула в пропасть предательства? Чем было вызвано это ее сильное и аморальное стремление к нему? И сколько раз они были вместе, Эмили и Сид? Или же их интимные отношения начались намного раньше? Может, именно из-за этого Сид охладел к Джоли – потому что стал встречаться с Эм?

Неужели я тут была ни при чем?

Я вспомнила кое-что еще, на что раньше не обратила внимания. Я ведь вообще-то не рассказывала Эмили от том, что переспала с Сидом после того, как мы стали жить раздельно, но она тем не менее об этом знала. Она явилась ко мне домой, меча громы и молнии, и уже тогда она знала обо всем. Тот ее гнев был вызван заботой обо мне или все-таки ревностью?

Я предпочитаю верить в первое.

Мне приснилось, что ко мне пришел отец.

Проснувшись, я осознала, что это был не столько сон, сколько воспоминание о нашей последней встрече. Он тогда выглядел старым, сгорбленным, не способным причинить кому-либо вред. Нам было почти не о чем разговаривать. По его словам, он просто хотел убедиться, что у меня «все нормально», и промямлил, что хотел бы познакомиться и пообщаться со своей внучкой (которая тогда была в школе). Но мы оба осознавали, что это вряд ли произойдет, поскольку он вновь исчезнет, замкнется в собственной жизни, полной страха перед какими-то призраками.

Во время той нашей встречи я спросила его, почему он себя так вел. Он долго сидел молча, а затем сказал:

– Я не умел толком объяснять и выходил из себя. И все шло наперекосяк.

На несколько секунд я задумалась над этими словами.

И затем я сказала то, что давным-давно хотела сказать. Я произнесла: «Я прощаю тебя, папа». У него вырвалось: «За что?» – но он тут же прикусил язык.

После этого он ушел, а я очень долго сидела в темноте и думала.

Он заставил меня задуматься о прошлом.

О том, как я жила надеждами, когда жизнь казалась неизведанной и волнующей. О том, как я впервые встретилась с Сидом. О том времени, когда я вернулась из поездки к друзьям в Уэльс, ликуя оттого, что снова нахожусь в большом городе, и зная, что где-то в нем меня ждет любовь моей жизни. Когда я, сонная, ездила в метро, когда в переполненном автобусе стояла среди потных толстых людей и знала, что он , моя любовь, находится где-то в городе – в древнем Лондоне. Я вернулась туда, где отчетливее всего чувствовала в себе биение жизни.

Именно это мне нравилось больше всего, когда все еще только начиналось, – мысль о том, что где-то в этом огромном городе находится он . Он занимался какими-то своими делами, и я не знала, чем конкретно: одним из сотен возможных видов деятельности, и не имело значения, каким именно. Имело значение только то, что он находился в этом городе, хотя я еще не видела его.

Как будто я сама его выдумала .

У меня ушло много времени на то, чтобы осознать: возможно, я все-таки выдумала Сида. Выдумала его таким, каким я хотела его видеть. Не таким, каким он в действительности был.

Но в глубине души я никогда не буду жалеть о том, как сложилась моя судьба. Потому что я жила . Почти до самого последнего момента наших отношений с Сидом я жила, дыша полной грудью. Я хотела, чтобы это длилось как можно дольше, и пусть у меня ничего не получилось, но результатом моей странной любви стала Полли. По большому счету, я жила с Сидом, можно сказать, всем своим существом, и каждый мой нерв, каждая частичка моей плоти была напряжена и вовлечена в эту жизнь.

Родившись на свет, мы все время чего-то ищем: еду, тепло, комфорт. Если нам везет, то жизнь становится долгим путешествием, полным открытий, – и затем мы умираем. Может показаться, что это ужасно, однако это вовсе не так. Если нам не везет, то мы просто существуем.

Я не просто существовала. Я испытала все горести и радости, а затем весьма своевременно отошла в сторону, прежде чем была уничтожена.

Я лишь дважды видела, как Сид плачет. Один раз – на похоронах Эмили, которые стали одновременно и трагическим, и – как ни странно – радостным событием. Радостным оттого, что на ее похороны пришло множество людей, и это значило, что у нее при жизни было много любящих ее друзей. Церковь была заполнена ими; произносили совершенно искренние речи; псалмы пели с силой и чувством – пели все те, кто был ошеломлен и опечален ее кончиной. Затем зазвучали «Нирвана» и «Чарлатанз», а также другие ее любимые группы.