Патриция Хайсмит - Талантливый мистер Рипли [Литрес]

«Роберт С. Фэншо, человек, сдавший на хранение багаж Гринлифа, не обнаружен», – гласил неуклюже составленный заголовок на второй странице. Том прочитал длинную колонку под ним, но его заинтересовал только пятый абзац:

«Несколько дней назад полиция заявила, что отпечатки пальцев на чемодане и картинах совпадают с отпечатками пальцев, обнаруженных в квартире в Риме, покинутой Гринлифом. Отсюда сделан вывод, что Гринлиф сам сдал на хранение чемоданы и картины…»

Том раскрыл другую страницу. Там писали о том же:

«…Ввиду того что отпечатки пальцев на предметах в чемодане совпадают с отпечатками, обнаруженными в римской квартире синьора Гринлифа, полиция сделала вывод, что синьор Гринлиф упаковал вещи и отослал чемоданы в Венецию. Существует предположение, что он покончил жизнь самоубийством – утопился совершенно обнаженным. Другое предположение: он живет в настоящее время под именем Роберта С. Фэншо или под другим именем. Еще одна возможность: он был убит после того, как упаковал свой багаж, или же после того, как его заставили это сделать – видимо, с целью сбить полицию с толку отпечатками пальцев…

В любом случае бесполезно дальше искать Ричарда Гринлифа уже потому, что, даже если он жив, у него нет паспорта на имя Ричарда Гринлифа…»

Тома трясло, у него кружилась голова. Солнечные лучи, пробивавшиеся из-под навеса, слепили ему глаза. Носильщик подхватил его багаж, и он побрел за ним следом к стойке таможни. Глядя на то, как инспектор торопливо осматривает содержимое чемодана, Том попытался осмыслить, что именно означают эти новости. Они означают, что он вообще вне подозрений. Они означают, что отпечатки пальцев послужили гарантией его невиновности. Они не только означают, что его не отправят в тюрьму, но что его не в чем уличить. Он был свободен. Оставалось только завещание.

Том сел в автобус на Афины. Рядом с ним оказался сосед по обеденному столику на пароходе, но Том даже не кивнул ему и, случись его попутчику что-нибудь у него спросить, он бы не нашелся что ответить. Том был уверен, что в Афинах в «Америкэн экспресс» его будет ждать письмо насчет завещания. У мистера Гринлифа было достаточно времени для ответа. Возможно, он тут же привлек к делу адвокатов, и в Афинах будет лишь вежливый отрицательный ответ от адвоката, а следующее послание, вероятно, будет от американской полиции, и в нем будет сказано, что он ответствен за подделку. Возможно, в «Америкэн экспресс» его ждут оба послания. Завещание может все испортить. За окном проплывал безыскусный, высохший пейзаж, но его взгляд ни на чем не задерживался. Не исключено, что греческая полиция поджидает его в «Америкэн экспресс», а те четверо – не полицейские, а солдаты.

Автобус остановился. Том вышел, взял свой багаж и нанял такси.

– Вы не могли бы довезти меня до «Америкэн экспресс»? – спросил он у водителя по-итальянски.

Водитель, очевидно, разобрал только «Америкэн экспресс» и тронулся. Том вспомнил, как он сказал те же самые слова водителю такси в Риме в тот день, когда направлялся в Палермо. Как он был уверен в себе в тот день, особенно после того, как избавился от Мардж в «Ингильтерре»!

Увидев вывеску «Америкэн экспресс», он осмотрелся, нет ли возле здания полицейских. Наверное, они внутри. Он по-итальянски попросил водителя подождать. Кажется, водитель и это понял и приложился к кепке. Была какая-то особая тишина, как перед взрывом. Войдя в вестибюль «Америкэн экспресс», Том осмотрелся. Ничего необычного. Но стоит ему только произнести свое имя…

– У вас есть письма для Томаса Рипли? – спросил он осевшим голосом по-английски.

– Ри-ипли? Произнесите по буквам, пожалуйста.

Он произнес свою фамилию по буквам.

Барышня повернулась и достала из ящичка несколько писем.

Ничего другого не произошло.

– Три письма, – улыбнувшись, произнесла она по-английски.

Одно от мистера Гринлифа. Другое от Тити из Венеции. Третье от Клио, с просьбой переслать адресату. Он распечатал письмо от мистера Гринлифа.

«9 июня 19…

Дорогой Том!

Вчера получил твое письмо от 3 июня.

Ни мою жену, ни меня оно не очень-то удивило, как тебе могло бы показаться. Мы оба знали, что Ричард был очень расположен к тебе, несмотря на то что он ни разу не изменил своей привычке и не сообщил нам об этом в каком-нибудь письме. Как ты пишешь, это завещание, к несчастью, может служить указанием на то, что Ричард покончил с собой. С этим мы наконец согласились; хотя есть и другая возможность: Ричард взял себе другое имя и по причинам, известным ему одному, предпочел повернуться спиной к своей семье.

Моя жена сходится со мной во мнении, что нам следует уважать выбор Ричарда и его волю, – независимо от того, что он мог с собой сделать. Поэтому в том, что касается завещания, ты получишь мою личную поддержку. Я передал копию моим адвокатам, которые сообщат тебе, как пойдет дело с передачей тебе трастового фонда Ричарда и другой собственности.

Еще раз благодарю тебя за помощь во время моего пребывания по ту сторону океана. Пиши нам.

С наилучшими пожеланиями,

Это что – шутка? Но бланк фирмы «Бурк – Гринлиф» на ощупь казался подлинным – бумага плотная, с разводами, название фирмы выгравировано, и потом, мистер Гринлиф ни за что на свете не стал бы так шутить. Том пошел к поджидавшему его такси. Нет, это не шутка. Теперь всё его – и деньги Дикки, и свобода! А свобода, как и все остальное, была общая – и его, и Дикки. У него будет свой дом в Европе, а если захочет, и в Америке. Внезапно он вспомнил о том, что еще не взял деньги за дом в Монджибелло, и решил, что отошлет их Гринлифам, потому что Дикки выставил дом на продажу прежде, чем написал завещание. Он улыбнулся, подумав о миссис Картрайт. Когда они встретятся на Крите, он непременно подарит ей большую корзину с орхидеями, если, конечно, на Крите есть орхидеи.

Том попытался вообразить себе, как приедет на Крит, на этот вытянувшийся остров, увенчанный зазубринами кратеров потухших вулканов. Когда пароход войдет в гавань, на берегу возникнет оживление, забегают мальчики-носильщики, жадные до его чемодана и чаевых, и он щедро их вознаградит, так что хватит всем и каждому. Он увидел на воображаемом пирсе четыре неподвижные фигуры, это четыре критских полицейских терпеливо поджидали его, сложив руки на груди. Он напрягся, и видение исчезло. Он что, теперь на всех пирсах будет видеть полицейских? В Александрии? В Стамбуле? В Бомбее? В Рио? Да что думать об этом! Том расправил плечи. Стоит ли портить впечатление от путешествия, думая о воображаемых полицейских? Даже если на пирсе и окажутся полицейские, это вовсе не означает…

– A donda, a donda? [106] Докуда, докуда? (искаж. ит.) – спрашивал у него водитель такси, пытаясь говорить по-итальянски.