Дженнифер Макмахон - Остров потерянных детей

Лиззи легла на живот среди папоротников. Ронда последовала ее примеру, глядя на тихо журчащий ручей; его вода была прозрачной, как увеличительное стекло. Рядом с берегом сновали водомерки. С ближайшего камня спрыгнула зеленая лягушка и исчезла под водой. Ронде тотчас пришли на ум препарированные ею лягушки. Рисунок в ее гостиной. Затем она подумала о метаморфозе. Об изменении. Интересно, задумалась Ронда, помнит ли лягушка свое бытие в облике головастика?

– Дело в том, – между тем продолжала Лиззи, – что у одной из сестер был ужасный секрет. Что-то такое, в чем она боялась признаться другой сестре. Ронни, ты меня слушаешь? Потому что сейчас начнется самое важное.

Ронда кивнула и посмотрела в лицо Лиззи. Ей впервые бросились в глаза крошечные морщинки вокруг глаз и губ. Доверяет ли лягушка своим воспоминаниям? Или они ей безразличны? Интересно, задумалась Ронда, а как же лягушки, которых поцелуем превратили в принцесс? Что они помнят? И что знают?

Внезапно ее охватила паника. Нет, не надо Лиззи рассказывать эту историю, о чем бы та ни была. Несколько недель ушли на поиски правды, и вот теперь, когда та почти открылась ей, Ронде захотелось обратно.

Увы, было слишком поздно.

Когда Лиззи заговорила снова, она была сама откровенность, никаких сказочных околичностей и недомолвок.

– Когда мне исполнилось десять лет, мой отец начал приходить по ночам ко мне в комнату. Говорил, что хочет поправить на мне одеяло. Возможно, все началось еще раньше. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он всегда приходил ко мне в ванную. Мыл меня, вытирал мне попу. Но только когда мне исполнилось десять лет, он стал приходить ко мне в спальню. Он не только трогал меня, но и просил меня трогать его.

Ронда прикусила губу. Только не Дэниэл, хотела крикнуть она, но это было бы против правил. К тому же разве она не знала, что это правда? Она чувствовала это нутром, покалыванием шрама на лбу. Это знание было с ней всегда, словно спящий тигр, темный секрет на задворках сознания.

– Он называл меня своей особенной девочкой, – продолжала Лиззи. – Своей звездой. Говорил, что между нами есть тайная связь, нечто такое, к чему другие не должны прикасаться. Он взял с меня обещание никому ничего не рассказывать, потому что, если я расскажу, эта связь порвется, и он очень рассердится. Да и в любом случае мне никто не поверит. Никто не поверит, что я такая счастливая девочка. Все скажут, будто я все выдумала.

Ронда посмотрела в воду. Песок на дне ручья сверкал и переливался в лучах солнца. Ей вспомнилось, как однажды она, Питер и Лиззи пытались мыть в старом алюминиевом противне золото в одном из впадавших в озеро ручейков. Лиззи тогда подумала, что найденная ими слюда – это настоящее серебро. Она сохранила ее в коробочке, заявив, что когда вырастет большая, то сделает из нее зеркало.

– Со временем это стало просто невыносимо. Когда он запил, когда провалилась его авантюра с гробами и он безвылазно сидел дома, он вечно приставал ко мне. Он уводил меня в мастерскую и заставлял удовлетворять его прихоти. Рассказывал о том, что с ним делал отец. Как вообще отцы носят внутри себя особую любовь к своим детям. Он давал мне монетки. Серебряные доллары. Это была плата за молчание. Но знаешь, о чем я думала? Вернее, о ком? О паромщике. Который в подземном царстве переправляет людей через реку Стикс. Я читала о нем в какой-то книжке Питера. Ему платили монетками, которые клали на глаза покойнику. У меня было такое ощущение, будто отец тоже платил паромщику. Вот только через Стикс переправлялась я.

Ронде вспомнился мешочек с монетами, как он все лето становился толще. Пиратское сокровище Лиззи.

– Я была так напугана, Ронда. Нет, это было нечто большее, чем страх. Я чувствовала себя одинокой, ненормальной, извращенной. Я не могла защитить себя. Я пыталась стать капитаном Крюком, думая, что это меня спасет. Что, если я перестану мыться, если стану грязной и буду говорить гадости, это его остановит. Но его это не остановило.

Лиззи продолжала говорить. У Ронды же было такое чувство, будто она проваливается вниз и летит в бездну кроличьей норы из ее сна. Туда, где живут воспоминания. Туда, где надежно похоронена правда.

– Мне потребовалась уйма времени, чтобы набраться мужества и что-то сказать, – пояснила Лиззи. – Я знала, что должна это сделать. Я не могла дальше в одиночку тащить на себе этот груз. Ты была моей лучшей подругой, моей тайной сестрой-близняшкой, и я хотела рассказать тебе все. Я пыталась. Единственный раз, когда я почти это сделала, был той ночью после дня рождения Питера, когда ты ночевала у нас. Помнишь?

Ронда кивнула. « У меня есть секрет» . Что было бы, не отвернись она тогда? Сделай она то, что должна была сделать лучшая подруга, – выслушать?

– Наконец я решила рассказать все Питеру, – сказала Лиззи. – Если я рассчитывала, что вы мне поможете, то лучше всего начать с брата. Он был старше. Я думала, что он поймет. Но он лишь пришел в ярость. Сказал, что я лгу. Что я долбанутая. Я впервые услышала от него такое слово. В его глазах я была ненормальной, которая выдумывает всякие истории, чтобы привлечь к себе внимание. Что я завидую Ток, завидую тебе, что я просто завравшаяся маленькая девчонка. Я рассказала ему все. Как же нелегко, Ронда, было рассказывать о том, что отец делал со мной. То есть что я делала с ним. Господи, мне было всего одиннадцать лет, но я это делала! Я выложила Питеру все самые гнусные, самые омерзительные подробности, и все равно он мне не поверил.

– Только не отец! – заявил он. – Отец на такое не способен.

Я плакала, умоляла его поверить мне. Тогда Питер потребовал доказательств. И тогда у него родился план. Он сказал, чтобы вечером, после спектакля, я привела отца на сцену. Сказал, что хочет увидеть все своими глазами. И вечером, после спектакля, я сделала так, как он просил. Я показала ему. Я предоставила доказательства.

Лиззи на миг умолкла. Поджав губы, она устремила взгляд куда-то по ту сторону ручья, в лесные заросли. Ронда тоже посмотрела туда. Сквозь прищуренные веки она увидела Дэниэла в костюме белого кролика, как он ведет детей в чащу леса между их домами, как разводит их в разные стороны. Помнится, Лиззи вернулась тогда последней. Ронда в тот раз сильно волновалась за нее. Неужели она уже тогда что-то знала? Что-то подозревала?

– Мой отец с радостью пошел со мной, – продолжала Лиззи, возвращая Ронду в тот вечер после их спектакля. Голос зазвучал монотонно, лицо не выражало никаких эмоций. – Он поссорился с Клемом и был рад уйти с вечеринки. А еще он был порядком пьян. Я повела его через лес к сцене. Там он сел на край и притянул меня к себе. Он стал лапать меня, расстегнул молнию на джинсах и пригнул мне голову, сбив при этом с меня мою пиратскую шляпу. В некотором смысле для меня это уже было привычным делом. Я просто отключалась, вот и все. Мысленно переносилась куда-то далеко, думала о чем-то своем. Иногда даже повторяла свои реплики из спектакля. К тому времени в лесу уже было темно, но зато вышла луна, и Питеру – а он спрятался за деревом – было все прекрасно видно. Разумеется, он пришел в бешенство и ринулся к сцене. Подскочив к отцу, он со всей силы ударил его по спине своим дурацким игрушечным мечом. Тот сломался пополам. Тогда Питер завопил – без слов, просто этакий боевой клич, – и, запрыгнув отцу на спину, обхватил его руками за горло. Он продолжал вопить, как резаный. Отец потерял равновесие и упал. Теперь они катались по земле, кряхтя, пиная друг друга, налетая на складные стулья. Наконец, отец подмял Питера под себя.