Дженнифер Макмахон - Остров потерянных детей

– Где же она?

Затем резко оборачивается и кричит:

– Так вот ты где! – Она протягивает руки сквозь живую изгородь и пятнает сестру. – Вот и поймала!

Птичка смеется, отстраняется от нее, выскальзывает на другую сторону, прямо на дорогу.

– Вот и поймал! – мягкая белая кроличья лапа ложится ей на плечо и снова трогает красное платье. Птичка поднимает глаза, смеется и бежит вдогонку за Питером между могильных камней. Питер бежит медленно, как при замедленной съемке, и слегка вприпрыжку. Наконец маленькая девочка догоняет его, хватает за ногу и тянет вниз, на траву.

Пэт в совершенстве овладела этим трюком, и теперь ей не нужен костюм. Теперь она – Кролик Питер.

Кролик сидит в тюремной камере и ждет. Люди заходят и выходят. Адвокат. Джим. Они снова и снова задают одни и те же вопросы. Им нужно знать мотив. Им нужно знать про Птичку. Про туфельку, спрятанную на самом дне шкафа в кабинете Пэт. Туфельку, завернутую в белую папиросную бумагу, словно подарок. Пэт разворачивает ее каждый день, пропитанное кровью напоминание о том, что она натворила. О том, чего она не смогла сделать.

Ей говорят, что скоро придет психиатр. Для освидетельствования.

Кролик Питер молчит. Лишь кивает. Его взгляд устремлен на что-то такое, чего никто не видит. А когда кролик спит, то видит приятные сны.

Он на Кроличьем острове, и обе его Птички с ним. Он скачет и часами играет с ними в пятнашки и прятки. А они заливаются смехом. О, как же они заливаются смехом! Когда он ловит их, то берет их обеих в свои сильные мохнатые лапы и крепко прижимает к себе, чтобы они никуда не убежали.

Здесь они все в безопасности. И они останутся с ним навсегда. Здесь, на Кроличьем острове .

Дэниэла похоронили рядом с его отцом на кладбище святой Анны. Похоронили в гробу, который сколотил он сам. Лучше сгореть, чем угаснуть …

После похорон все собрались в доме Клема – ели, пили коктейли, рассказывали истории про Дэниэла. Дэниэл и тележка для продажи арахиса. Дэниэл и его безумные идеи. Дэниэл и Пасхальный Кролик.

Лиззи пошла прилечь. Все решили, что для нее это слишком большой удар – вернуться в родной город, чтобы похоронить давно пропавшего отца. Питер сидел на диване, Ток стояла сзади и массировала ему плечи. Жюстин клевала остатки фасолевого салата и чизбургера на своей тарелке. Сьюзи и Кимберли сидели на крыльце, играли в карты и пили имбирный эль с вишней.

– Пойду принесу себе еще пива, – объявил Клем, вставая. – Кому-то нужно еще что-нибудь?

Все дружно покачали головами. Ронда встала, потянулась и прошла вслед за отцом в кухню.

– Ну, как ты? – спросила она.

В его глазах вновь возник хорошо знакомый, задумчивый взгляд.

– Знаешь, я пару лет не разговаривал с Дэниэлом. Вскоре после того, как узнал про них с Агги и понял, что Питер – его сын. Я встретил твою мать, пытался забыть все, что было до этого. Затем, в ту осень, когда родилась ты, я сидел на переднем крыльце, и Дэниэл вдруг вырос передо мной, словно какой-то призрак.

Клем с тоской посмотрел в окно – там, на крыльце, хихикали девочки – и, сделав большой глоток пива из банки, которую держал в руках, заговорил дальше:

– Он шел по мощенной кирпичом дорожке, держа перед собой упаковку из шести банок пива, словно некое подношение. Потом мы с ним сидели и пили принесенное им пиво, говорили о наших новорожденных дочерях, о Питере. Мы как будто вновь вернулись в старые добрые времена. Как будто в нашей дружбе никогда не было бреши.

Ронда кивнула и подумала: как здорово, что она снова говорит с Питером. Как это знакомо и приятно. Это все равно что вернуться домой.

– После того как Дэниэл исчез, я постоянно выходил на крыльцо. Я несколько лет подряд сидел там часами. Курил, глядел на дорогу, ждал, когда он снова появится со своим пивом. Теперь я знаю, что ждал напрасно. С одной стороны, теперь, когда я знаю правду, мне стало легче, но все равно обидно.

Ронда кивнула. В голосе отца слышались слезы. Он смотрел в окно кухни, на крыльцо, как будто все еще надеялся увидеть, что его друг шагает по дорожке и, подойдя ближе, говорит, что это был розыгрыш.

На крыльце хихикали девочки.

– Я выиграла! – пропищала Сьюзи.

Похоже, полиция остановилась на версии, что Дэниэла убил один из его знакомых, кому он задолжал большие деньги, Шейн Гоки или Гордон Пелетье. Оба они уже были мертвы. Все были только рады принять эту версию. Ответ, сколь ужасен он ни был, лучше, чем отсутствие такового.

Тем не менее Кроули дал однозначно понять, что дело это ни в коем случае нельзя считать закрытым, что означало, что убийца еще может быть пойман. Ронда отлично понимала это.

Она знала: благодаря современным методам или какой-нибудь крошечной улике – волосу или пуговице – их в любой момент могут призвать к ответу. Даже ее, хотя она ничего не знала про убийство, невольно помогая спрятать тело. Позже, когда ей стала известна правда, Ронда никому ничего не сказала. Знала она и то, что правда имеет привычку всплывать самым неожиданным образом, когда ее меньше всего ждешь. Спустя десять лет в ее дверь ночью постучат, и сержант Кроули скажет: «Я знаю, что это сделали вы».

– Хуже всего то, – сказал Клем, – что, возможно, мы никогда не узнаем правды о том, что же произошло. Я до сих пор готов надрать себе задницу за то, что не одолжил ему денег, когда он меня просил, чтобы рассчитаться с заимодавцами. Ведь эти деньги могли спасти ему жизнь.

Радио в углу кухни что-то негромко наигрывало. Внезапно из него зазвучал голос Вана Моррисона. Клем подошел и увеличил громкость.

– Как же Дэниэл любил эту песню, – сказал он и, взяв приемник в руки, стал слегка раскачиваться в такт мелодии. Взгляд его был устремлен в окно, как будто он увидел вдалеке знакомую фигуру.

Он ничего не знает, подумала Ронда. Не знает, что Дэниэл делал с Лиззи, ни сном ни духом не ведает, что произошло в тот последний вечер. И если лучший друг Дэниэла ничего не знает, что ж, возможно, их секрет так и останется секретом.

В кухню вошла Жюстин. Никаких спортивных костюмов. Строгое черное платье. В руках – груда грязных тарелок и мисок. Жюстин с грохотом поставила их в мойку, чем вывела Клема из задумчивости.

– Тебе помочь? – спросил он.

Жюстин покачала головой и включила воду. Выжав на тарелку струйку моющего средства, Жюстин вернулась к Клему и радиоприемнику.

Ронда же вспомнила допросы с пристрастием – мать устраивала их всякий раз, когда она возвращалась, переночевав у Лиззи. Чем вы занимались? Во сколько легли? Была ли дома Агги? А Питер? А Дэниэл?

Дэниэл.

О боже, Жюстин все знала! Ронда едва не произнесла эти слова вслух. На миг она представила, как кладет руки на материнские плечи, как разворачивает ее к себе лицом и говорит: «Ты ведь знала про Дэниэла. Признавайся, знала».