Жереми Фель - Волки у дверей

Тогда же, когда они возвращались к машине, опьяненные кровью, он понял: вот и пришло время броситься очертя голову в огромный мир. Но это было после того, как он испытал жгучее чувство восторга и удовольствия, наблюдая, как его растреклятый папаша и мерзопакостная мамаша сгорают заживо в том злосчастном доме, любуясь всепожирающим пламенем, которое он сам и породил, раз и навсегда покончив с прошлой жизнью.

Будь у него тогда больше времени, он спалил бы и чертову ферму, где отец рассчитывал угробить и его, и поверг бы в прах все, что этот хилый, ничтожный человечишка наживал своими руками – теми самыми руками, которые с раннего детства обещали ему только побои и мучительную боль по всему телу. У дома остановилась белая машина. Открылась задняя дверца, из салона выбрался паренек в шерстяной шапочке и с сумкой через плечо – он махнул на прощание сидевшей за рулем девице и направился к дорожке, что вела к дому. Заметив Уолтера, паренек замедлил шаг: как видно, он удивился – что это еще за бритоголовый сидит на крыльце его дома. У Уолтера перехватило дыхание. Сперва в чертах паренька, во взгляде его голубых глаз, устремленных на него, он увидел ее. А после понял, что тот похож и на него: тот же подбородок, нос…

Они оба, слившиеся в одном юном лице. – Добрый вечер, – поздоровался паренек, подходя ближе. – Вам помочь? – Нет, в этом нет необходимости. Я приятель твоих родителей… просто вышел покурить. – А, ну ладно, не знал, что у нас будут гости. Ах, ну да, а я Скотт.

– Уолтер, – ответил он, пожимая ему руку. – Ты с тренировки по бейсболу, так ведь? – Да уж, денек выдался еще тот – меня ноги не держат. Думаю, этой ночью меня не разбудит никакая буря.

– Хочешь затянуться разок-другой? – спросил Уолтер, протягивая ему сигарету. Скотт с удивлением бросил взгляд в сторону дома.

– Никак, отец устроил мне подставу? – Вовсе нет, и обещаю, что никому ничего не скажу, – ответил Уолтер, вскинув правую руку. Скотт присел рядом, взял у него сигарету и поднес ее к губам.

– Они там все трескают за столом? – Да, все трескают, а я вот обтрескался: уж больно сытно готовит твоя матушка, – только у меня и хватило сил встать из-за стола.

– Ха, значит, я вовремя, а то голодный как волк, – сказал Скотт, стянув шапочку и запустив руку в темные, средней длины волосы. Уолтер все не мог на него наглядеться. Скотт был привлекательнее его в этом возрасте. Наверное, всем девчонкам успел вскружить голову. – Мы с вами видимся первый раз, так ведь? А вы сами откуда? – Из Сан-Франциско.

– Ух ты! Только акцент у вас какой-то не калифорнийский! – А что такое, по-твоему, калифорнийский акцент? – Ну, не знаю, я это просто так сказал. А вы и ночевать у нас останетесь? – Нет, скоро уезжаю – я тут проездом… Не вернуться ли нам в дом, а то уж больно холодно стало. Скотт кивнул и затушил окурок о землю.

– Иди, а я за тобой, – сказал Уолтер, вдыхая приятный вечерний воздух. – Ладно, – ответил Скотт, направившись к двери. Уолтер подождал, пока паренек не скрылся в черном провале прихожей, и, услыхав возню в доме, поглядел в сторону улицы, потом встал, вошел в прихожую и включил свет. Хэнк держал Скотта сзади, а Карл тем временем вонзал ему в шею шприц. Скотт не сводил с него глаз, недоумевая, что происходит, потом он обмяк – и потерял сознание.

– Давайте-ка уложите его на заднее сиденье, – велел Уолтер. – А мне тут еще нужно кое-что сделать – потом отчаливаем. Он вернулся в гостиную и переложил фотографию Мэри Бет со Скоттом на самое видное место – на тело Марты Лэмб. Таким образом, сцена была завершена как нельзя лучше. Как только буря уляжется, кто-то да обнаружит тела. Подруга, домработница, родня, да хоть бы та же Сьюзан, когда начнет беспокоиться, с чего бы это вдруг ее дорогие гости запаздывают к званому обеду.

Полиция живо примется опрашивать соседей – новость разлетится по округе с быстротой молнии. По радио, телевидению, Интернету. Обычная супружеская чета жестоко убита в собственном доме в захолустном, тишайшем городке Айдахо, а их сын бесследно исчез, хотя не исключено, что это его рук дело… да уж, такое зверское убийство непременно ввергнет в трепет всех и каждого.

Не исключено также, что и Мэри Бет об этом услышит, где бы она там ни пряталась. Уж она-то точно узнает его почерк и догадается, что их сын у него, а потом, насколько он ее помнит, выберется из своего убежища и вернется в Сан-Франциско, чтобы вырвать Скотта из его лап.

Ну а он пока подготовится к встрече. Уолтер погасил свет, вышел из дома. И напоследок вдохнул запах жимолости, пышно разросшейся под окнами, потом примостился на заднем сиденье машины и велел сидевшему за рулем Хэнку трогать. Сын лежал рядом в позе эмбриона. После того, что они ему вкололи, он проспит до самого утра. Уолтер взял его руку и приковал наручниками к ручке дверцы. В жилах Скотта текла его кровь – этого нельзя было недооценивать. Хэнк вырулил на широкий бульвар, засаженный деревьями, которые все ниже клонились под напором ветра. Уолтер смотрел в окно – на все эти домишки, наглухо замурованные в ожидании бури, и уже предвкушал то мгновение, когда после стольких лет ожидания он наконец снова доберется до сердца, которое ему не терпелось разорвать собственными руками.

Ужас исказил лицо Мартина Бойда. Сидя у стены в гостиной, он дышал уже ровнее и вглядывался в темноту, высматривая выход; он старался держаться прямо, потому как боялся изрыгнуть всю выпивку, которую влил в себя, вернувшись в эту квартиру. У его ног валялась белая роза с оборванными лепестками, впрочем, не всеми, а его пальцы почти касались неподвижной руки, казавшейся в темноте неестественно бледной, и лежащего на спине мертвого тела, совершенно не похожего на Шарлотту – женщину, разделившую с ним последние двадцать лет его жизни. Платье у нее на бедрах было разорвано. Он отодвинул пряди волос, прилипшие к ее лбу и щекам, обнажив следы побоев, которые собственноручно нанес ей с такой силой, на которую, как ему казалось, раньше был совершенно не способен.

Ее лицо местами ужасно опухло; фиолетовая кожа была готова треснуть; на полу застыла лужица крови, вытекшей из носа и рта. Ее и правда было почти не узнать, хотя по-настоящему он никогда не знал эту женщину, чье лицо теперь служило отражением его черной души. Мартин открыл в ванной кран и ополоснул рот холодной водой. Раковина, заткнутая затычкой, наполнилась быстро; он зажмурился, погрузил лицо в воду – и его будто обволокло жидкой тишиной. Обдумывая свое положение, он не сводил глаз с телефона, стоявшего на столике красного дерева. Один-единственный звонок – и ему уже не удержать мир, готовый обрушиться на него. Защищаясь, ему пришлось бы рассказать о том, что он видел в том баре, в каком убитом состоянии вернулся домой и как осушил полбутылки виски, пока дожидался ее, сидя на диване. Возможно, его поймут. Сочтут обманутым мужем, охваченным приступом безумия. Совершившим преступление в порыве любовной страсти.