Дмитрий Янковский - Чумной поезд

— Хорошо, допустим. Что вы конкретно предлагаете?

— Я предлагаю решение, которое не только всех устроит, но и будет наиболее эффективным. Я прекрасно понимаю, что все боятся идти в зараженную зону. И, я вас уверяю, в этом нет ни малейшей необходимости. Наоборот, от этого будет только хуже. Повторяю, спугнем Стежнева, если он в лагере, наверняка подтолкнем к активным действиям. А он в этом состоянии способен таких дров наломать, и опять будут жертвы. Так что с вас потом спросят.

Этот аргумент упал в благодатную почву. Ермаков задумался.

— Возможно, вы правы, — согласился он. — А справитесь?

— Так там задача плевая. Все главные свидетели у нас из четвертого вагона. А они в отдельном ангаре. Мне нужно взять диктофон в пакете и записать все показания так, чтобы это были не бумажки и их можно было бы вынести из зоны. Потом люди подпишут протоколы.

— Логично. Вижу, вы глубоко в теме.

— Говорю же, два дня уже покрутился. Поневоле поймешь, что к чему.

— Ну хорошо, вам тогда и карты в руки. Тумасян не дал нам ни одного «Кварца», так что идти вам придется в ОЗК и изолирующем противогазе. На жаре это сложно.

— Я вас умоляю! — рассмеялся Пичугин. — Это в Семипалатинске, после испытаний, в ОЗК и противогазе было сложно. А тут не Казахстан.

— Теперь понятно, почему генерал мне вас в таких ярких красках расписывал. Не будем терять время.

Облачившись, аналитик направился к поезду в «грязную зону». Вся она была огорожена колючей проволокой, и ею же частично были отгорожены несколько зон. На большее проволоки пока не хватало, но люди были напуганы, следовали инструкциям, так что проблемами пока и не пахло.

На въезде дежурили военные, тоже все в защитных костюмах и с оружием. Старший наряда проверил выданный Ермаковым бейдж, связался по рации с кем-то, затем разрешил следовать дальше.

Пичугин, двигаясь между рядами «колючки», мимо огороженных красно-белыми ленточками секторов, не мог отделаться от ассоциации с концентрационным лагерем. Близилось время ужина, в каждом секторе дымили полевые кухни, люди собирались в очереди за раздачей еды. Все были напуганы, и мужчины, и женщины. Общее угнетенное состояние усиливалось еще и от того, что сектора разделили по гендерному принципу — мужчин отдельно, женщин отдельно. Так оказались разделены друзья, любимые, даже семьи. Кто-то пытался перекрикиваться между секторами, но военные вежливо просили отойти от ленточек и соблюдать распорядок.

Лица многих мужчин были изрядно разбиты, скорее всего, в потасовках, возникших во время трехчасовой стоянки на жаре. Впрочем, беспорядки в вагонах могли начаться и раньше, сразу после объявления о закрытии поезда.

Ветер потихоньку начинал крепчать. На проселке у въезда то и дело возникали пыльные вихрики, а алюминиевая обшивка старых складских ангаров грохотала в местах прохудившегося крепления. В нескольких надувных ангарах расположили тех, кого решено было не селить в палатках по шесть человек. Это были дети, старики, пациенты с выраженными болезненными симптомами. Ангары эти привезли и установили непосредственно под задачи карантинного лагеря, и они на авиабазе смотрелись чуждо, словно принайтованные к земле дирижабли. Саму карантинную зону обустроили подальше от основных построек авиабазы и тоже отгородили колючей проволокой. Судя по прохудившимся алюминиевым ангарам, это место было давно заброшено за ненадобностью, да и лучшие дни самой авиабазы тоже остались, судя по всему, далеко в прошлом. За взлетной полосой виднелись пустые капониры, и лишь дальше можно было разглядеть несколько самолетов. Техники в комбинезонах песочного цвета ползали по ним, закрепляя брезентовые тенты по случаю штормового предупреждения.

Пичугин остановился, прикидывая, как лучше попасть ко второму ангару, где, согласно записи Ермакова, разместили пассажиров четвертого вагона. Чтобы не обходить, он пустился прямиком через заросли бурьяна и высоких кустов репейника, обходя старые постройки.

Олег прекрасно понимал, что его миссия по расследованию — пустая формальность. Просто так положено, опросить свидетелей. По сути же, дело будет сразу закрыто ввиду отсутствия подозреваемых. Согласно имеющейся у Ермакова версии, все преступники погибли. И никакой опрос свидетелей не сможет эту версию поменять. Но формальность никто не отменял. Показания нужно получить, подшить и дать заключение. Профессиональные следователи сделают это лучше аналитика ФСБ, но сейчас он единственный, кто может поговорить со свидетелями и восстановить картину происходившего. Пока люди могут рассказывать, нужно использовать это время. Постепенно детали забудутся, а реальные события подменятся фантазиями. Люди, вместо простого рассказа, начнут рассказывать свои версии, теории, соображения.

В принципе, оно, может, так и есть. По какой-то причине вышла ссора, и бандиты перестреляли друг друга. При скоротечных огневых контактах на короткой дистанции это самый вероятный исход, когда гибнут оба противника. Пистолетная пуля мгновенно убивает только в кино или если попадет в голову и определенные участки тела, богатые сосудами. А в остальных случаях даже у того, в кого попали, хватает времени и сил, чтобы ответить. Но Пичугин не собирался придерживаться этой версии. Хорошо, если так. Но надеяться надо на лучшее, а готовиться к худшему. Стежнев мог подкинуть удостоверение кому-то, а сам улизнуть.

«В лагерь ему соваться не было смысла, — думал Олег, путаясь ногами в траве. — Разве только он ощутил недомогание. А это невозможно, времени мало прошло. С другой стороны, он мог перестраховаться. Проще получить медицинскую помощь бесплатно, в лагере, а не вызывать подозрения, обратившись в поликлинику с особо опасной инфекцией».

Но в этом случае Стежнев должен быть уверен, что его не узнают. А он фигура заметная. Раз он устроил заварушку, то его многие видели в поезде и многие запомнили.

Но в то же время приметная внешность, а у Стежнева была именно такая, может стать лучшей маскировкой, если ее изменить. Стоит сбрить бороду, переодеться… Нет, этого мало. Грим? Вряд ли, заметно.

Неожиданно Пичугин едва не по колено провалился в подвернувшуюся под ногу яму.

— Черт! — в сердцах выругался он.

Из ямы торчали прогнившие доски, а сама она оказалась довольно большой, похожей на вход в обвалившееся подземное сооружение, вроде блиндажа.

— С войны осталась, что ли? — Аналитик выбрался из ямы и осмотрел ОЗК на предмет повреждений.

К счастью, прорезиненная ткань не пострадала, а то бы пришлось возвращаться.

Добравшись до ангара, снова пришлось предъявить бейдж и дождаться всех согласований, которые начальник поста провел по рации с вышестоящим начальством. Тумасян, при всей его нервозности и суетливости, сумел весьма недурно наладить службу и быт.