Хассо Грабнер - Грань тьмы

— Ну, теперь можно и отдохнуть, — сказал Хартман с явным удовлетворением.

Доктор Нентвиг воспользовался столь редким в последнее время хорошим настроением шефа и попросил дать ему отпуск. Нашел и подобающий повод: он-де будет сопровождать транспорт в качестве спецэксперта. Об отпуске он просил не без задней мысли. За время более чем двухлетней службы в Норвегии Нентвиг сумел «собрать» довольно внушительную коллекцию горностаевых шкурок. Меха — чудо! В них фрау Хильдгард Нентвиг вызовет жгучую зависть дамского общества в Гамбурге. И теперь доктор рассчитывал, что, если его назначат сопровождающим, он с легкостью минует все таможенные рогатки. Профессор был рад хоть на время избавиться от назойливого сотрудника и дал согласие на отпуск без всяких условий. Обрадованный Нентвиг побежал укладывать свои чемоданы.

Когда часы на башне церкви пробили одиннадцать раз, Хаммерен с Нильсеном поехали на снегоуборочной машине в направлении Маэля. Остальных членов группы они еще раньше послали в район пристани. Сделав большой крюк вокруг вокзала, они вышли из машины и осторожно прокрались к деревянному причалу. На крепком морозе доски под ногами скрипели и трещали так, что становилось страшно. А вот и сам паром у причала — одинокое судно, словно брошенное всеми на произвол судьбы. Однако, подойдя поближе, они услышали, как команда, собравшаяся в одной из кают, вовсю веселится, отмечая, наверное, чей-то день рождения. Со стороны набережной доносился стук сапог немецких патрулей. Дождавшись, когда патрули разойдутся на максимальное расстояние, Хаммерен и Нильсен, чуть не окоченевшие на ледяном ветру, побежали, пригнувшись, к борту парома и, балансируя, стали подниматься по непривычно узким мосткам. Или они только кажутся такими узкими из-за темноты?..

Оказавшись в трюме, Хаммерен очень скоро обнаружил подходящую нишу у правого борта. Майор был человеком бывалым, военным инженером, а теперь и диверсантом с головы до пят, ему несложно было найти наиболее уязвимую точку. Куда труднее сориентироваться по времени! Согласно расписанию паром отходил в девять сорок пять. Вовремя он отойдет, или имеет смысл учесть задержку минут на пятнадцать? Этот вопрос майор задавал себе, наверное, в сотый раз. И всякий раз говорил себе, что предпочтительнее предусмотреть задержку. Однако теперь он снова колебался. В конце концов решился и поставил взрывной механизм на 10.15. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы паром взорвался у причала!.. Замаскировав со всей возможной тщательностью пудовый пакет с высокочувствительной взрывчаткой, соединил часовой механизм со взрывателем, а взрыватель с тестообразной массой.

Потом собрали всех своих. Управляющий пообещал в полночь прислать за ними машину. Если он сдержит слово, они успеют на трехчасовой поезд Берген — Осло. В столице их ждали надежные конспиративные квартиры.

В воскресенье, 20 февраля 1944 года, в десять часов пятнадцать минут утра мощный взрыв разорвал посреди Тиннсьё паром «Гидро». Очевидцы рассказывали, что на какие-то секунды тяжелое судно задрало нос над водой почти вертикально — и все вагоны тут же скатились в воду через корму. «Гидро» затонул меньше чем за пять минут.

Известие об этом достигло комендатуры в десять двадцать одну. Детлефа Бурмейстера словно громом поразило. Немедленно связался с Кайзером. Комиссар явился через минуту, держа в руке ящичек с картотекой подозрительных граждан Рьюкана. Ослепленный яростью, Бурмейстер выхватил из него десять первых попавшихся карточек. Знакомым для него оказалось только одно имя: Йенс Паульссон.

Кайзер поспешил арестовать всех десятерых, а комендант приказал командиру роты Дюррхаммеру отобрать спецкоманду для расстрела заложников.

Когда обершарфюрер Зенф увез бургомистра из больницы, дежурный врач позвонил инженеру Паульссону. Едва набросив на плечи пальто, тот бросился к коменданту.

— Вы не сделаете этого, господин комендант, — выдавил он из себя, задыхаясь от быстрого бега. — Не посмеете, вы не вправе…

Бурмейстер смотрел на него, как дикий зверь.

— Я свои права лучше вас знаю! — заорал он. — Перестреляю вас всех, как собак!

— Но ведь вам доподлинно известно, что мой брат невиновен! Он уже целый месяц лежит в больнице. Из-за вас, между прочим…

— Невиновен, невиновен! — передразнил инженера Бурмейстер. — Я скажу вам, кто такой ваш брат! Он — большевик! Красный комиссар Рьюкана! Знаете, о чем я жалею? Что я был так терпелив с вами, свиньями паршивыми, и даже за вас заступался. Взывал еще к вашим нордическим чувствам! Искал в вас качества германской расы! А вы все — красная сволочь!

Эйнар, до последней секунды державший себя в руках, не выдержал:

— А вы? Знаете, кто вы такой? Вы — фашист! Жалкий, мелочный фашист! Как и все вам подобные.

Повернувшись, он направился к двери. В глазах Бурмейстера потемнело, высокая фигура инженера превратилась в неясных очертаний серое пятно. Выхватив из кобуры пистолет, он стрелял в это пятно, пока не кончились патроны.

— Говоришь, я фашист? А кто же еще, грязный ты ублюдок?! — рычал он, стуча кулаком по столу.

В одиннадцать часов «Радио — Осло» передало, что паром «Гидро» затонул.

В двенадцать часов дня пятеро мужчин выехали из Осло по направлению к шведской границе; десять человек упали под кладбищенской стеной в Рьюкане, сраженные немецкими пулями; молодая женщина, гордая и смелая, плакала навзрыд, не стесняясь своих слез; некий пожилой ученый подумал: «Не так уж много ты для этого сделал, у других куда бо́льшие заслуги»; трое мужчин сидели у снегоуборочной машины, не в силах произнести ни слова; а в одной горной хижине снова заработал передатчик, и молодая женщина, утирая слезы, приняла радиограмму:

РАДИОСВЯЗЬ ПРЕКРАЩАЕМ ТЧК ГРУППЕ «ЛАСТОЧКА» ВЕРНУТЬСЯ НА БАЗУ ТЧК СПАСИБО ЗА ВСЕ ТЧК — КОНЕЦ.

Перевел с немецкого Евгений Факторович.

Было темно и холодно, моросил дождь. Во вмятинах и неровностях штурманского стола вода собиралась в крохотные лужицы и тоненькими ручейками стекала на стальную палубу. В лучах сигнальных огней изморозь висела словно тончайший муслин — зеленый с правого борта и красный с левого.

Младший лейтенант Килли доложил место корабля, и Саймингтон окоченевшими руками нанес его на карту. Несколько капель с его дождевика скатились на карту, оставив темные, расплывающиеся пятна.

— Еще разок, Килли.