Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

Главным моим желанием было обойтись малой кровью, всего-то. С нами были «братья» из Америки, люди неглупые и богатые. Я помогал фермерам, развивал предпринимательство, возводил церкви. Пошел на риск и не стал строить тюрем, как родных принимал всяких репрессированных интеллигентов и попов. Мне легко удавалось убедить ЦК, что все, что я делаю, – лишь поблажки, необходимые, чтобы привлечь людей.

Началась Большая Война. Тогда в первый раз было временно остановлено квантовое переходное кольцо, наш портал – в Город сбежало множество партийных, опасавшихся, что столицу возьмут. Они заперли Коридор. Это было просто сделать. Даже тогда.

Квантовых колец было два. Одно стояло в лаборатории на Земле, в маленьком научном городке. Другое – здесь, в Восточном гарнизоне. Они работали на портативных генераторах, потом оказалось, что использование кристаллов, от которых сейчас питается техника, намного удобнее. Мы включали одновременно оба кольца – на Земле и в Городе, – хотя достаточно было одного транслирующего. Принимающее включалось само. Условие было таково: оба кольца должны работать на одинаковой мощности. Если одно лишить источника энергии, переход будет невозможен. Подсказка упала мне в руки. И я ее запомнил.

После Войны началась ядерная гонка. Пошли разговоры о том, чтобы закрыть мой Город и проводить на этой территории испытания оружия. Вроде бы лишь разговоры, но вот… на меня начали сыпаться обвинения в либерализме и множестве других вещей. Припомнили все – церкви, частные предприятия, тот факт, что я не участвовал в Войне. В Город прибыл Их человек. Они наивно думали, что смогут меня контролировать…

Мэр смотрит в упор на главу партии Единства. Тот смотрит на него в ответ. Уголок рта, рассеченного шрамом, дергается.

– Мне достаточно было одного взгляда на тебя, Ван, чтобы понять, что и тебе не везло там, среди красных. Правда, я не думал, что все так плохо, иначе… – он щурит глаза и сжимает кулаки, – раскроил бы тебе череп в первый же день.

– Что вы, господин мэр, подразумеваете под фразой « так плохо»? – резко вмешивается Джей Гамильтон.

«Единоличник» смотрит на него с удивлением, но сразу отворачивается. Бэрроу усмехается:

– Товарищ мэр, Джейсон. А остальное… Спроси у него сам, когда вы будете закапывать мою могилу. Он многое сможет тебе рассказать.

Мэр поглядывает на часы – словно его признание расписано по минутам. Вздыхает и медленно, с явным усилием, продолжает:

– За много лет я хорошо изучил работу квантовых колец. И даже несмотря на то, что образования физика-ядерщика у меня нет, я понял: чтобы сделать переход невозможным навсегда, достаточно положить в отсек питания кусок кристалла большей мощности, чем обычно. Я дождался момента, когда в Городе не будет земных ученых, и спровоцировал замыкание. Произошел взрыв. От кольца ничего не осталось, Коридор был замкнут. Мое королевство… Отныне было в безопасности.

Я всматриваюсь в красивое породистое лицо и сомневаюсь в том, что я не сплю.

– Но люди… их близкие с Земли и…

– Это маленькая жертва. Ты просто не знаешь, Эшри.

Я жду. Будто обращаясь теперь только ко мне одной, он с улыбкой качает головой:

– Ад не здесь. Ад вырастает в тебе самой, когда ты постоянно боишься. Представляешь… на милой Земле можно умереть за ерунду. За то, что попал в плен на чужой войне, например. За другой цвет кожи. За любовь к кому-то, кого любить нельзя. Жутко… правда, Ван?

Сайкс, поднявшись, начинает ходить по комнате.

– Вы преувеличиваете. Думаю, если вы спросите присутствующих, что бы выбрали они, их ответы вас бы удивили.

– Вот как… и что бы выбрала… например, ты, Эшри-огненная-девочка? Знаешь, что делают любопытные земляне с теми, кто хоть чем-то отличается от них? Знаешь, сколько шагов ты успела бы пройти, крылатая дурочка, прежде чем тебя привязали бы к столу и выпотрошили?

Я опускаю глаза и сцепляю руки в замок.

– Мы не думали, что через пару поколений далеко не все будут помнить о существовании Земли, а некоторые начнут считать ее выдумкой. Но люди имеют поразительную способность привыкать к тому, что окружает их постоянно, и принимать это как норму. Если их окружает тьма, они привыкнут к тьме. Впустят ее. Подружатся с ней. Может, так устроено, чтобы мы не спятили; так или иначе, я решился это культивировать. Книги с Земли похоронили в самых допотопных библиотеках, фильмы частично изъяли из эфира, хотя вдохновляющую романтическую ерунду мы оставили… для полета фантазии. Они прекрасно разбавляли ситкомы и шоу, давали странную, но безобидную иллюзию «чего-то большего где-то там». Все шло прекрасно, но вскоре начали открываться зоны слепых частиц. Через ворота кто-то постоянно приходил, притаскивал сюда музыку, идеи, вещи, воспоминания. Тьма проснулась. На Земле, на других планетах, в открытом космосе она начала охоту – издеваясь надо мной. Мешая. И мне пришлось разбудить их. Дикие Пули…

Наши страшилки. Пули из воздуха, летающие во всех направлениях и настигающие любую жертву. Точно читая мои мысли, мэр посмеивается. Как над очень удачной шуткой.

– Изначально я просто сажал солдат в разные концы пустыря, близ укреплений прежних поселенцев. Там легко прятаться, потому что укрепления обладают занятным свойством: сидя поблизости, ты попадаешь под воздействие какого-то энергетического или магнитного поля и сливаешься с ними. Когда кто-то появлялся, открывали перекрестный огонь. Это было нетрудно выдавать за учения, но я опасался, что ты, Ван, догадаешься. И решил немного изменить план. Убрать тебя с поста министра и поставить во главе партии. Для этого ты был достаточно…

– …глуп?

– …верен. Ну, а потом я понял, что надежнее использовать роботов. Так меньше шума. Меньше риска. И болтовни.

После неповторимого ругательства «единоличника» наступает тяжелая давящая тишина. Ван Глински снова нарушает ее:

– Значит, вы… убили его брата? – Его здоровая рука указывает на главу «свободных».

Тот выпрямляется в кресле.

– С Кларком все…

Единоличник отвечает глухо, глядя исподлобья и будто сомневаясь, что поступает правильно:

– Я имею в виду того, с кем ты прилетел. Его труп нашли на пустыре. Ваша настоящая фамилия – Уоллес. Вы американцы. Я узнал это… когда копал под тебя.

Гамильтон смотрит на мэра. Тот пожимает плечами:

– На пустыре убили десятки. Не понимаю только, как выжил ты. Знал бы я, что ты устроишь…

Он для него больше не «сынок». Это равнодушие, граничащее с ненавистью. Гамильтон опускает голову, но через секунду его глаза вдруг будто вспыхивают:

– Хотите знать? Я лежал, пока они не перестали свистеть. Прополз несколько километров, содрав все локти и колени, и эти шрамы видно до сих пор. Я почти спятил. – Глава «свободных» закусывает губу. – Это… то, что я помню. Мне достаточно этого, чтобы быть тем, кто я есть. И я хочу знать одно…