Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

— Допрос начат в восемнадцать тридцать пять, двадцать второго ноября; проводится для получения информации у свидетеля Якоба Чарро, двадцати двух лет, проживающего в Норсборге. Расскажите о том, что произошло сегодня утром, — начала она.

— Ну, значит… — заговорил Якоб Чарро. — Я ехал по Свеавэген, заметил впереди какую-то неразбериху и подумал, что произошла авария, поэтому сбавил ход. Но тут я увидел, что с левой стороны через улицу бежит мужчина. Он мчался вперед, даже не глядя на транспорт… Помню, я подумал, что это террорист.

— Почему вы так подумали?

— Он казался исполненным священной ярости.

— Вы успели рассмотреть его внешность?

— Я бы этого не сказал, но задним числом мне подумалось, что в ней было нечто неестественное.

— Что вы имеете в виду?

— Лицо у него казалось как будто ненастоящим. Круглые темные очки, вероятно, привязанные к ушам. Потом щеки… Он словно бы держал что-то во рту, не знаю… а еще усы, брови и цвет лица.

— Вы полагаете, он был замаскирован?

— Что-то в этом роде. Но я не успел хорошенько подумать. В следующее мгновение заднюю дверцу распахнули и… как бы это сказать? Это было одно из тех мгновений, когда одновременно происходит слишком многое, будто весь мир рушится тебе на голову. Внезапно у меня в машине оказались посторонние люди, а все заднее стекло разлетелось вдребезги. Я был в шоке.

— Что вы сделали?

— Газанул, как безумный. Думаю, запрыгнувшая девушка крикнула мне ехать, а я был настолько напуган, что едва соображал, что делаю. Я просто подчинялся приказам.

— Вы говорите, приказам?

— Было такое ощущение. Я думал, что нас преследуют, и не видел другого выхода, как подчиниться. Я поворачивал туда и сюда, в точности как говорила девушка, и кроме того…

— Да?

— Ее голос. Он был такой холодный и решительный, что я за него вроде как уцепился. Казалось, будто ее голос был единственной контролируемой вещью во всем этом безумии.

— Вы говорили, что вроде бы знаете, кто эта женщина?

— Тогда я ничего не знал. Я был полностью сфокусирован на кромешном безумии этой истории и страшно боялся. Кроме того, на заднем сиденье лилась кровь.

— Из мальчика или из женщины?

— Поначалу я не знал, и они вроде бы тоже. Но потом я внезапно услышал «Йес!» — такой возглас, будто произошло что-то хорошее.

— О чем же шла речь?

— Девушка поняла, что ранена она, а не мальчик, и я помню, что задумался над этим. Это прозвучало, как «ура, я ранена», и надо сказать, что рана была далеко не пустяковой. Как девушка ее ни перевязывала, кровотечение ей остановить не удавалось. Кровь все текла и текла, и девушка становилась все бледнее. Чувствовала она себя отвратно.

— И тем не менее она обрадовалась, что попали в нее, а не в мальчика.

— Именно. Точно заботливая мамаша.

— Но она не приходилась мальчику матерью?

— Отнюдь. Она сказала, что они друг друга не знают, и, кстати, это становилось все более очевидным. Девушка, похоже, с детьми не очень-то… Даже намека не было на то, чтобы она обняла мальчика или сказала ему что-нибудь в утешение. Она обращалась с ним скорее как со взрослым и разговаривала с ним тем же тоном, что и со мной. В какой-то момент казалось, что она собирается дать ему виски.

— Виски? — спросил Бублански.

— У меня в машине была бутылка, которую я хотел подарить дяде, но я дал ее девушке, чтобы она продезинфицировала рану и немного выпила. Выпила она, к слову, прилично.

— А как вам показалось ее обращение с мальчиком в целом? — спросила Соня Мудиг.

— Честно говоря, даже не знаю, что ответить. Гением общительности ее точно не назовешь. Со мной она обращалась, как с паршивым слугой и ни черта не понимала в том, как обходиться с детьми, но тем не менее…

— Да?

— Думаю, она человек хороший. В качестве няни я бы ее не нанял, если вы понимаете, что я имею в виду. Но она нормальная.

— Значит, вы считаете, что ребенок в надежных руках?

— Я бы сказал, что девушка наверняка может быть страшно опасной или буйной. Но ради этого малыша… Августа, кажется?

— Точно.

— Ради Августа она, если потребуется, жизни не пожалеет. Так я понял.

— Как вы расстались?

— Она попросила меня отвезти их на площадь Мосебакке.

— Она там живет?

— Не знаю. Она мне вообще ничего не объясняла. Просто велела ехать туда, и мне подумалось, что у нее где-то там есть собственная машина. Никаких лишних слов она не произносила. Но попросила меня записать мои данные. Сказала, что хочет компенсировать мне повреждения машины плюс заплатить еще немного.

— Она казалась состоятельной?

— Ну… если бы я судил только по ее внешнему виду, то сказал бы, что она живет в какой-нибудь дыре. Но ее манера себя вести… не знаю. Меня не удивило бы, если она на самом деле крутая. Казалось, она привыкла поступать, как ей угодно.

— Что же произошло?

— Она велела мальчику выходить.

— И он вышел?

— Он был в полной отключке. Только раскачивался всем телом взад и вперед и не двигался с места. Но когда она более строгим голосом сказала, что это жизненно важно или нечто подобное, он вылез наружу с совершенно неподвижными руками, будто шел во сне.

— Вы видели, куда они пошли?

— Только что они пошли налево, в сторону Шлюза. Но девушка…

— Да?

— Явно чувствовала себя слишком паршиво. Она шагнула в сторону и, казалось, могла в любой момент потерять сознание.

— Звучит нехорошо… А мальчик?

— Наверное, тоже чувствовал себя неважно. Взгляд у него был совсем потухший, и на протяжении всей поездки я волновался, что с ним случится какой-нибудь припадок. Но, выйдя из машины, он, похоже, адаптировался к ситуации. Во всяком случае, он несколько раз спросил: «куда?», «куда?».

Соня Мудиг и Бублански переглянулись.

— Вы уверены? — спросила Соня.

— С чего бы мне не быть уверенным?

— Я имею в виду, что вы могли подумать, будто слышали, как он это сказал, потому что он, например, вопросительно смотрел…

— Почему это?

— Потому что мать Августа Бальдера говорит, что мальчик вообще не разговаривает, — продолжила Соня Мудиг.

— Вы шутите?

— Нет, и очень странно, если он при таких обстоятельствах действительно произнес первые в жизни слова.

— Я слышал то, что слышал.

— Ладно, а что ответила ему женщина?

— Думаю, «туда», «вперед». Что-то в этом роде. Потом она чуть не рухнула, как я сказал. Кроме того, она велела мне уезжать.

— И вы уехали?

— Просто рванул с места. Помчался, как дьявол.

— Но потом вы поняли, кого везли?

— Я уже раньше сообразил, что парень приходится сыном тому гению, я читал о нем в Интернете. Но девушка… она казалась мне лишь смутно знакомой, вызывала какие-то ассоциации. Под конец я не мог больше вести машину. Меня всего трясло, и я остановился на Рингвэген, забежал в гостиницу «Кларион», чтобы выпить пива и попытаться немного успокоиться, — и тут меня осенило. Эту девушку несколько лет назад разыскивали за убийство, но потом полностью оправдали, зато выяснилось, что в детстве она подвергалась всякому жестокому обращению в психушке. Я довольно хорошо это запомнил, поскольку у меня был приятель, у которого отца в свое время истязали в Сирии, и из-за того, что отец не справлялся с воспоминаниями, его как раз тогда подвергали приблизительно тому же — регулярному электрошоку и прочей мерзости. Казалось, будто его решили теперь истязать здесь.