Стивен Кинг - Возрождение

— Пошли в оркестровую, — сказал он.

— Зачем?

— Затем, что я так говорю, салага.

Я последовал за ним, лавируя среди учеников, которые смеялись, орали, толкались и хлопали дверцами шкафчиков. Хотелось надеяться, что меня не побьют. Второкурсник еще мог бы отлупить новичка из-за какой-нибудь ерунды, — по идее дедовщина в школе была запрещена, но на практике процветала, — но только не старшекурсник. Они вообще редко замечали салаг, в том числе и мой брат.

В оркестровой было пусто. Я с облегчением перевел дух. Если этот парень и собирался на меня наехать, по крайней мере, он не прихватил толпу друзей себе в помощь. Но он не стал меня бить, а протянул руку. Я пожал ее. Рука была вялая и влажная.

— Норм Ирвинг.

— Очень приятно.

На самом деле я не был уверен, приятно мне или нет.

— Говорят, ты играешь на гитаре, салага.

— Кто тебе сказал?

— Твой брат. Мистер Футбол.

Норм Ирвинг открыл шкаф, где лежала куча гитар в футлярах. Он вытащил один, открыл защелки, и я увидел роскошную угольно-черную электрическую «Ямаху».

— SA-30, — небрежно пояснил он. — Купил два года назад. Все лето красил дома́ с батей. Включи усилок. Нет, не большой. Вон тот «Буллноуз» прямо перед тобой.

Я подошел к мини-усилителю, поискал переключатель или кнопку и не нашел.

— С обратной стороны, салага.

— А.

Я нашел тумблер и щелкнул. Зажегся красный огонек, и послышался тихий гул. Мне сразу понравился этот гул. Это был звук мощи.

Норм вытащил шнур из шкафа с гитарами и подключил его. Он провел пальцами по струнам, и из маленького усилителя вырвался короткий звук – «брронк!». Атональный, немузыкальный, абсолютно прекрасный. Норм протянул мне гитару.

— Что? — Я ощущал одновременно тревогу и восторг.

— Твой брат говорит, ты играешь ритм. Ну давай, валяй. Сыграй ритм.

Я взял гитару, и из маленького «Буллноуза» снова донесся «бррронк». Гитара была намного тяжелее, чем акустика Кона.

— Я никогда не играл на электрической, — сказал я.

— Это то же самое.

— А что играть?

— Ну давай «Зеленую реку». Можешь?

Он полез в карман мешковатых джинсов и протянул мне медиатор.

Я умудрился не уронить его.

— С ми-мажор?

Хотя что тут спрашивать. Все эта херня начинается с ми-мажор.

— Это уж ты решай, салага.

Я перекинул ремень гитары через голову и поправил подплечник. «Ямаха» висела низко — Норман Ирвинг был намного выше меня, но мне и в голову не пришло отрегулировать ремень. Я сыграл аккорд Е и подпрыгнул — так громко он прозвучал в пустой оркестровой. Норм ухмыльнулся, обнажив зубы, которые должны были доставить ему много проблем в будущем, если он не начнет за ними следить. У меня отлегло от души.

— Дверь закрыта, салага. Прибавь громкость и жарь.

Усилитель стоял на пятерке. Я прибавил до семи и услышал греющий душу громкий «бангггг».

— Петь я вообще ни хера не могу, — сказал я.

— Петь тебе не надо. Я буду петь. Ты только играй ритм.

У «Зеленой реки» базовый рок-н-рольный ритм — не совсем как у «Вишенки», но близко. Я снова сыграл Е, мысленно прокрутил в голове первую фразу песни и решил, что все правильно. Норман запел. Гитара почти перекрывала его голос, но я слышал достаточно, чтобы понять, что дыхалка у него в порядке. «Отвези меня туда, где прохладная вода…»

Я перешел на А, и он умолк.

— Там и дальше Е, да? — сказал я. — Пардон, пардон.

Первые три строки все были в ми-мажор, но когда после них я переключился на ля мажор, которым играется большая часть роковых мелодий, то опять не угадал.

— Где переходить? — спросил я Нормана.

Он молча смотрел на меня, засунув руки в карманы. Я послушал мелодию у себя в голове и начал заново. На четвертой строке я перешел на С — до-мажор — и оказался прав. Мне пришлось еще раз начать сначала, но дальше все уже пошло как по маслу. Нам нужны были только ударные, бас… и, конечно соло-гитара. Джон Фогерти из «Криденс» лабал на соло так, как я и мечтать не мог.

— Давай гитару, — сказал Норман.

Я неохотно вернул ее.

— Спасибо, что дал на ней поиграть, — сказал я и повернулся к выходу.

— Минутку, Мортон. — Не бог весть что, но все же повышение по сравнению с «салагой». — Прослушивание не закончено.

— Прослушивание?

Он достал из шкафа футляр поменьше, открыл и извлек потрепанную полуакустическую «Кай» — 900G, если вы ведете статистику.

— Подключи к большому усилку, только убавь до четверки. Этот «Кай» фонит как сволочь.

Я сделал, как он велел. «Кай» был удобней, чем «Ямаха»; мне не приходилось сгибаться в три погибели. В струны был вставлен медиатор, и я вытащил его.

— Готов?

Я кивнул.

— Раз… два… раз-два-три-и…

Я нервничал, играя простую ритмическую последовательность «Зеленой реки», но если бы я знал, как хорошо играет Норман, то вообще не смог бы ничего из себя выдавить. Просто сбежал бы. Он играл соло-партию Фогерти в точности так, как надо, воспроизводя все его запилы со старого сингла «Фэнтези». Я был потрясен.

— Громче! — проорал он мне. — Прибавь громкость, и пусть обфонится нахер.

Я поставил большой усилок на восьмерку и снова заиграл. Голос Норма потерялся за грохотом двух гитар и пронзительным шумом резонанса. Это не имело значения. Я просто следовал за его соло, словно несся на гребне волны, которая катилась к берегу, не разбиваясь, две с половиной минуты подряд.

Наконец песня кончилась, и настала тишина. У меня звенело в ушах. Норм задумчиво посмотрел в потолок, затем кивнул.

— Не супер, но и не кошмар. Немного потренируешься и будешь лучше Снаффи.

— Кто такой Снаффи? — спросил я. В ушах все еще звенело.

— Парень, который переезжает в Массачушкинс, — сказал он. — Давай попробуем «Как на иголках». «Сёрчерз» поют, знаешь?

— Е?

— Не, там D, но не просто D. Надо с ним поиграться.

Он показал, как цеплять «ре» мизинцем, и я сразу же все понял. Получалось не точно как на пластинке, но более-менее похоже. Когда мы закончили, я был мокрый как мышь.

— Ладно, — сказал он, снимая ремень гитары с шеи. — Пошли в курилку. Курить охота.

Курилка находилась за мастерскими.Здесь тусовались укурки и хиппи, а также обильно накрашенные девчонки в мини-юбках и висячих сережках. У дальнего конца слесарной сидели на корточках два парня. Как и Нормана, я их уже видел раньше, но лично не знал. Один – светловолосый и прыщавый. Другой – рыжий, чьи курчавые волосы иголками торчали во все стороны. На вид – явные неудачники, но мне было все равно. Норман Ирвинг тоже выглядел неудачником, но лучшего гитариста мне вживую слышать не доводилось.

— Ну как он? – спросил белобрысый. Вскоре я узна́ю, что зовут его Кенни Лафлин.

— Получше Снаффи, — ответил Норман.

— Это еще ни хера не значит, — осклабился рыжий.