Стивен Кинг - Возрождение

Я не в сумасшедшем доме; после визита в Психиатрический центр Мартина я могу уйти и вернуться в свою тихую, солнечную квартиру. Я благодарен судьбе за это. Благодарен и за то, что все еще жив, в отличие от многих пациентов пастора Дэнни. С лета 2014 года по осень 2015 они десятками совершали самоубийства. А может, и сотнями, — точно это не известно. Я не могу не воображать, как они пробуждаются вновь в том, другом мире, и маршируют нагишом под воющими звездами, подгоняемые чудовищными муравьями-солдатами, и не радоваться, что меня нет среди них. Думаю, эта благодарность за жизнь, чем бы она ни была вызвана, свидетельствует о том, что мне удалось сохранить основу своего рассудка. То, что часть его покинула меня навсегда, ампутированная, как рука или нога, тем, что я увидел у смертного одра Мэри Фэй, — факт, с которым я научился жить.

В течение пятидесяти минут по вторникам и четвергам, с двух часов до двух пятидесяти, я говорю.

И как говорю!

Утром после бури я проснулсяна одном из диванов в вестибюле курортной гостиницы «Козья гора». Лицо болело, мочевой пузырь разрывался, но мне не хотелось идти в мужской туалет напротив ресторана: там были зеркала, а я боялся увидеть в них собственное отражение даже случайно.

Выйдя наружу помочиться, я увидел уткнувшийся в крыльцо гольф-кар. На сиденье и на простенькой приборной панели была кровь. Кровью была заляпана и моя рубашка. Я вытер рукой распухший нос, и на пальце остались темно-красные чешуйки. Значит, я приехал на гольф-каре, вмазался в крыльцо и ударился лицом о панель, хотя ничего подобного я не помнил.

Не выразить словами, как мне не хотелось возвращаться в коттедж на Скайтопе, но иначе было нельзя. Забраться в гольф-кар – это легко. Пробираться на нем через лес было сложнее: раз за разом я останавливался и убирал с дороги упавшие ветки, и чем дальше – тем труднее было продолжать путь. Нос пульсировал, голова раскалывалась.

Дверь коттеджа по-прежнему была открыта. Припарковавшись, я вылез из кара. Поначалу я лишь стоял там, потирая распухший нос, пока из него снова не засочилась кровь. Был прекрасный солнечный день – парилка закончилась вместе с бурей, — но комната за открытой дверью тонула во мраке.

«Бояться нечего, — сказал я себе. – Ничего не случится. Все закончилось».

А если нет? Вдруг там все еще что-то происходит?

Что если она меня ждет, с когтем из лиц наготове?

Сделав над собой усилие, я начал медленно подниматься по ступенькам. Где-то в лесу у меня за спиной каркнула ворона, и я вскрикнул, съежился и прикрыл голову руками. От бегства меня удержало лишь одно: я знал, что если не загляну внутрь, комната, в которой умерла Мэри Фэй, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Никакой пульсирующей одноглазой мерзости в комнате не было. Пациентка Омега лежала там же, где и раньше, с двумя пулевыми отверстиями в ночной рубашке и еще двумя – в простыне, накрывавшей ее до талии. Рот был открыт, и хотя никакой черной конечности сейчас из него не вылезало, я даже не пытался себя убедить, что мне все почудилось: я знал, что это не так.

Металлический ободок, теперь темный и тусклый, все еще обвивал лоб Мэри.

Положение Джейкобса изменилось. Он уже не лежал на боку около кровати, подогнув колени, а сидел у другой стены, прислонившись спиной к бюро. Сначала я подумал, что когда я убежал, Джейкобс был еще жив: от ужаса у него случился еще один инсульт, который убил его не сразу. Придя в себя, Джейкобс дополз до бюро, и умер уже там.

Возможно, так все и произошло, вот только в руке у него был револьвер.

Я долго смотрел на оружие, наморщив лоб в попытке вспомнить хоть что-нибудь. Но не смог, а позже — отказался от предложения Эда Брейтуэйта добраться до воспоминаний с помощью гипноза. Частично потому, что боюсь выхода на поверхность содержимого темных закоулков моего мозга. Но основная причина в другом: я догадываюсь, что произошло на самом деле.

Я отвернулся от тела Чарли (на его лице по-прежнему читался ужас) и посмотрел на Мэри Фэй. Из револьвера я выстрелил пять раз – в этом у меня не было сомнений, — но в нее попали только четыре пули. Одна прошла мимо, что неудивительно в моем тогдашнем состоянии. Но, взглянув на стену, я увидел в ней ДВА отверстия.

Может, вчера вечером я вернулся в гостиницу, а потом снова приехал сюда? Возможно, но вряд ли я заставил бы себя сделать подобное даже в невменяемом состоянии. Нет, я все устроил перед бегством из коттеджа. И уже потом вернулся в гостиницу, врезался в крыльцо, поднялся в вестибюль и завалился спать на диване.

Чарли не сам дополз до бюро – его оттащил я. Усадил, вложил ему в правую руку оружие и выстрелил в стену. Возможно, копы, которые обнаружат эту жуткую сцену, не потрудятся проверить руку Чарли на следы пороха, но если проверят, то найдут.

Я хотел накрыть лицо Мэри Фэй, но ничего менять было нельзя. Больше всего мне хотелось поскорее убраться из этой мрачной комнаты. Но я задержался еще немного. Встав на колени перед своим пятым персонажем, я прикоснулся к его запястью.

— Надо было вам остановиться, Чарли, — сказал я. – Еще очень давно.

Но мог ли он это сделать? Легче всего было бы сказать «да», потому что тогда понятно, кого винить. Но тогда мне пришлось бы винить и себя, ведь я тоже не остановился. Любопытство – страшная штука, но таковы люди.

Таковы люди.

- Меня там вообще не было,— сказал я доктору Брейтуэйту. — Так я решил, и оставался лишь один человек, который мог засвидетельствовать обратное.

— Медсестра, — сказал Эд. — Дженни Ноултон.

— Я подумал, что у нее просто нет выбора, кроме как помочь мне. Мы должны были помочь друг другу — сказать, что мы оба уехали из «Козьей горы», как только Джейкобс потребовал отключить Мэри Фэй от системы жизнеобеспечения. Я считал, что Дженни не будет возражать – хотя бы для того, чтобы обеспечить мое молчание о ее роли в этих событиях. Номера ее мобильного у меня не было, но я знал, что у Джейкобса он должен быть. Его записная книжка лежала в люксе «Купер», и, действительно, там был номер Дженни. Я позвонил ей и попал на автоответчик. Я попросил ее перезвонить мне. Телефон Астрид тоже был в записной книжке, так что я позвонил и ей.

— И снова — автоответчик.

— Да. — Я закрыл ладонями лицо. К тому моменту Астрид уже не могла ответить ни на один телефонный звонок. — Да, именно так.

Вот что случилось. Дженни доехала на гольф-каре до курорта; Дженни села в свою «Субару»; Дженни добралась до дома без единой остановки. Все, что ей было нужно — покой и уют. То есть Астрид, и Астрид в самом деле ее ждала. Их тела нашли сразу за входной дверью. Астрид, должно быть, воткнула разделочный нож в горло своей любовницы, как только та перешагнула порог. Потом она вскрыла себе запястья. Крест-накрест — не самый рекомендуемый способ; зато сразу до костей. Я представляю себе, как они лежат там в лужах высыхающей крови. Сначала звонит телефон Дженни в ее сумочке. Потом — телефон Астрид, на кухонной полке под стойкой с ножами. Я не хочу этого представлять, но ничего не могу с собой поделать.