Эва Хансен - Цвет боли: бархат

— Угу, и приличные шведы тоже?

— Да!

— А приличные американки?

— Что мы имеем? — попыталась напомнить о деле Фрида, когда пицца уже была в основном съедена. — Магнус, ты сможешь восстановить информацию? Что там вообще было?

— Я думаю, вас не интересуют мелкие финансовые махинации этой курицы? Ну, вроде удвоенного счета на перчатки или завышенной стоимости стирки белья…

— Нет, конечно.

— Тогда у вас очень немного времени, дамы, для того чтобы распутать это дело.

— Почему? — Бритт заметно оживилась, в воздухе запахло жареным, а это уже интересно…

— Сколько? — задала более серьезный вопрос Фрида.

— Ровно столько времени, сколько понадобится тому, кто все испортил, чтобы взломать защиту, которую поставил я. Не буду хвастать, но, думаю, до завтра она продержится.

— А потом?

— А потом он увидит, что я смог восстановить, а что нет.

— А что ты не смог? — Бритт пыталась одновременно откусить пиццу и задать вопрос. Удивительно, но у нее получалось.

— Вы же слышали: данные по операциям и о сотрудниках.

Линн замерла, занеся ложку с сахаром над чашкой, она хорошо помнила совет отца: если что-то не можешь понять, просто рассуждай на эту тему, мозг сам выдаст решение.

— Что сказала Ханне? Данные об операциях есть в компьютере у врачей… Значит, они не столь уж секретны, как старалась показать администратор, к чему их стирать? Данные о сотрудниках тоже…

— Может, эта самая Лора действительно не справилась и стерла все подряд почем зря?

Магнус замотал головой:

— Э, нет. Там такой вирус, который я боюсь запускать в свой комп, могу не справиться.

— Ты хочешь сказать, что Лора суперхакер?

— Нет, думаю, она просто вставила флешку или диск и нажала кнопки, какие научили.

Линн снова подала голос:

— А что мы вообще о ней знаем? Данные сотрудников можно восстановить, кроме…

— …самой Лоры! — воскликнула Фрида. — Вот ради чего были все компьютерные мучения.

— Магнус, а ты не можешь попросту испортить комп Ханне?

— Уже сделал, — ответил парень, забирая из рук Линн чашку с кофе. — Сама не пьешь, отдай людям.

— А?.. Да, конечно, — очнулась та. — Я вот о чем думаю… Аника не могла взять помощницу просто с улицы, это рискованно, тем более допускать к операциям… И вообще, что значит помощница, в чем она помогала, кроме того, что портила комп Ханне?

— Ты права… И расспрашивать в клинике об этом нельзя, вдруг Ханне связана с Лорой или связан кто-то из сотрудников?

— Попробуем пока понять сами. Как давно она работала в этом качестве? И вообще, сколько ей лет, откуда она взялась?

— А спрошу-ка я Петру, должна же она хоть что-то знать о помощнице матери?

— Бритт, только не по телефону! — остановила подругу Фрида. Та кивнула.

Немного погодя подруги отправились провожать до яхты Линн, а Магнус — к себе в квартиру колдовать над загадками компьютера бестолковой Ханне.

— Линн, ты все-таки счастливая! — объявила Бритт, завидев яхту. Капитан Петер махал им рукой с мостика.

— Да, — с чистой совестью согласилась Линн, хотя сердце ныло — Ларса на палубе не было. Он уже на острове или решил вообще остаться в Стокгольме? Обычно, если они куда-то отправлялись, ждали друг дружку, чтобы обратно плыть вместе.

Она сделала все, чтобы подруги не поняли, как ей плохо. И Петер не должен понять. И даже бабушка со Свеном, которые встретят в замке. И малышка Мари не должна почувствовать.

Пока яхта лавировала среди островов и островков, Линн смотрела на бурунчики волн и размышляла. Что, собственно, случилось?

Она спровоцировала грубость мужа. Сама спровоцировала. Сама виновата.

Но в глубине души Линн понимала, что задевает что-то другое. Что? Что он не бросился следом? Что она снова оказалась в положении покорной и терпимой?

Нет, ерунда, не это. И даже свое заявление о работе у Фриды и необходимости перевезти дочку и бабушку в Стокгольм теперь не казалось таким уж важным. Было еще что-то ускользающее, что никак не удавалось выразить не только словами, но даже мысленно, не удавалось понять.

Зато росла уверенность, что если не сумеет понять, то упустит что-то очень важное, что способно разрушить их отношения.

Она немало слышала и читала о кризисе первого ребенка. Сначала это казалось глупостью, они оба очень хотели ребенка, особенно после первой трагедии. Ларс был счастлив и только что не носил жену на руках. Он изучил всю литературу, посвященную беременности и родам, Линн шутила, что впору защищать докторскую еще и на эту тему.

Она питалась правильно и по часам, гуляла, дышала, смотрела только хорошие и веселые фильмы, слушала хорошую музыку, читала хорошие книги, полгода просто отдыхала. Ее старательно оберегали, ограждали от любых неприятностей, переживаний и отрицательных эмоций.

К концу беременности это так надоело, что Линн даже злилась:

— У меня губы сводит от улыбки! Человек не должен испытывать только положительные эмоции, он станет идиотом! Тебе нужна жена-идиотка?

Чем занимался сам Ларс все то время, когда не носился с ее растущим животиком и не изучал печатные и видеоматериалы о беременности и родах? Линн не знала.

Он не был рядом все 24 часа в сутки, у Ларса дела… Какие? В качестве ответа поцелуй в голову и вопрос:

— Зачем беспокоиться о скучных делах будущей мамочке?

Полгода до рождения дочери они не занимались сексом — чтобы не навредить плоду. Линн старательно гнала от себя мысль о том, что полугодовое воздержание для молодого сильного мужчины не вполне нормально, и старалась не думать о том, где и как он расслабляется. Бритт с позиции опытной женщины советовала подруге делать мужу минет. Линн смеялась:

— Ты-то откуда знаешь?

— У меня куча подруг развелись именно из-за этого. Мужики все одинаковы, им секс подавай даже между схватками. Рискуешь упустить своего Ларса.

Это обидно, Линн огрызалась:

— Я его не держу. Я ношу нашего ребенка, и если из-за этого Ларс найдет себе другую, значит, не так-то нужна ему.

Это единственные отрицательные эмоции, Ларс о них не знал, иначе прекратил бы дружбу своей властью. А власть у него была… Всегда была…

Линн родила дочку, как и мечтали, сероглазую принцессу, Ларс их с малышкой не бросил и другую пассию себе не нашел. Мысль о том, что может просто ничего об этом не знать, Линн гнала от себя. Думать об этом нельзя, иначе отношениям конец.

Неужели сердце что-то чувствовало, потому и неспокойно?

Ларс позвонил, когда она только поднялась на яхту:

— Линн… ты где?

— Скоро буду дома.

Что-то в ее голосе или шуме вокруг насторожило мужа.

— Где дома, Линн?

— В замке.

— У меня поезд рано утром, нужно быть в Гетеборге.

— Я помню, Ларс. Увидимся послезавтра.