Виктория Платова - Инспектор и бабочка

Можетбыть, можетбыть — кричат птицы-воспоминания. Можетбыть, можетбыть, – вторит им желтая уточка, покачивающаяся где-то внизу, на волнах. И лишь Икер, парящий над ними в воздушных потоках настоящего, знает: ничего быть не может.

Для Альваро все кончено. Навсегда.

– Здорово, правда? – голос юного продавца, прозвучавший прямо над ухом, заставил инспектора вздрогнуть.

– Да. Лихо, ничего не скажешь. А этот Джон Блексэд… Он черный?

– В смысле?

– Чернокожий? Цветной?

– Я как-то не задумывался… – парнишка пожал плечами. – А это важно?

– Нет. Просто интересно.

Черный принц крови Исмаэль – вот кого напомнил частный детектив Джон Блексэд Субисаррете. Исмаэль, помноженный на любую из кошек, с которыми путешествует святое семейство. Микель похож на героя трилогии гораздо меньше, – даром что служит в полиции. Лишь однажды в его лице промелькнуло что-то кошачье.

Когда он сказал – пррр.

Там, на стоянке. Что означает это чертово «пррр»?

– Вы ведь дока по части комиксов? – спросил Икер у продавца.

– Можно сказать и так, – щеки продавца вспыхнули, как будто он услышал похвалу.

– Тогда объясните мне, что такое «пррр».

– Не уверен, что понял вас.

– Ну, в комиксах же описываются разные звуки…

Хрясь! Бульк! Щелк!

– Есть такое дело.

– Вот я и интересуюсь, что такое «пррр».

Бедняге продавцу очень хочется помочь единственному посетителю лавчонки. Установить с ним доверительные отношения: быть может, тогда он не уйдет отсюда без покупки. Но пррр- вопрос виснет на плечах юноши неподъемной ношей, ответа на него нет.

– Погодите. Сейчас я попробую объяснить графически…

Сказав это, Субисаррета достал свой блокнот и быстро написал на чистом листе: « Pprrr! ». А потом, подумав секунду, добавил: « Hisss! » – в полном соответствии с граффити на стене в мотеле, приведшем его к ключу и пакету без адреса. После Икер и сам не мог объяснить себе, зачем сделал это. Наверное, потому, что не любил неясностей на указателях, пусть они и проржавели, стерлись и утратили первоначальную свежесть. Даже если истина скрыта туманом, путь к ней должен быть освещен как можно лучше.

– Так понятно?

– Так – да, – лицо продавца расцвело улыбкой.

– Каковы варианты?

– Вариант, собственно, один. Насколько я могу судить. Кошачье мурлыканье.

– Вы уверены?

– В «Джоне Блексэде» вы, конечно, этого не найдете, но в других комиксах… Детских… Если хотите, я могу поискать.

– Не нужно.

Снова кошки. Они преследуют Субисаррету, достают его не мытьем, так катаньем, реинкарнируются то в героя комикса, то в надписи на стене. Инспектора не покидает чувство, что это Альваро пытается поговорить с ним сквозь толщу небытия; повсюду оставляет знаки – в тайной надежде, что Икер расшифрует их. Если не один, то другой – обязательно.

– Так вы берете «Джона Блексэда»?

– Пожалуй.

– Какую-нибудь конкретную вещь? Я, например, больше всего люблю первую часть, «Где-то среди теней».

– Валяйте сразу всю трилогию.

Покупка такая же бесполезная, как и покупка белого пиджака несколько лет назад. Пиджак понадобился Субисаррете только сейчас, что же касается частного детектива Джона Блексэда… Он может не понадобиться вовсе.

Икеру есть чем заняться в самое ближайшее время, но вежливый и предупредительный мальчишка (полная противоположность цыганскому засранцу из Ируна) должен быть хоть чем-то вознагражден.

…Зажав пакет с комиксами под мышкой, Субисаррета прошел дальше по улице, к стеклянной двери, над которой висела вывеска «PAPAGAYOS». Обе половины двери украшала целая стая рисованных попугаев, инспектор увидел здесь и жако, и какаду, и птиц помельче – корелл, амазонов, лори. Каждый из попугаев был занят делом: держал в клюве веточку или цветок, зарывался головой себе под крыло, чистил перья; пытался ухватить лапой нечто, отдаленно напоминающее гусеницу. Панно, выдержанное в стиле наив, почему-то умилило Субисаррету.

Но умиление прошло, едва лишь он переступил порог. Первое, что бросилось ему в глаза, – огромная птичья клетка. Клетка стояла в нише, справа от барной стойки: настолько громоздкая, что потребовался отдельный стол, чтобы хоть как-то разместить ее. Икер мог поклясться, что хорошо знает клетку – все эти башенки из красного дерева, позолоченные качели внутри, красный бархат перекладины. Не хватало только флажков на башнях – со звездами, коронами, львами и геральдическими лилиями. Не хватало только их, а все остальное в наличии имелось. Икер вдруг подумал, что не знает, куда подевалась клетка из его детства. Когда после смерти стариков он ненадолго вернулся в Памплону, чтобы заняться домом и оставшимися в нем вещами (кое-что можно было продать, кое-что – просто отдать, кое-что – забрать с собой), – клетку он не обнаружил.

Старики отделались от нее еще раньше, что показалось Икеру не совсем логичным. Ведь клетка, по уверениям бабушки, представляла немалую ценность. Тогда Икер не придал значения пропаже, зато теперь башенки и качели вновь напомнили о себе.

И она снова была пустой, клетка, – как тогда, в детстве.

Вряд ли это она, – попытался убедить себя Икер, таких совпадений не бывает. А если бывает, то они должны послужить неким предостережением. Или напоминанием.

Знаком.

Как бы то ни было, при виде чертовой клетки Субисаррета опять почувствовал боль в затылке. Давно изгнанный детский страх вернулся. Он был мгновенным и почти безотчетным, но, чтобы справиться с ним, Икеру пришлось сесть за ближайший столик. Сделав пару глубоких вдохов, он принялся изучать интерьер «Папагайос». Ничего выдающегося в нем не было, если не считать орнитологических литографий на стенах, сплошные попугаи с мелкими вкраплениями пейзажей: сельва, джунгли, водопады. На барной стойке стояла еще одна клетка, – по размеру гораздо меньшая и совсем не пустая: в ней резвились два зеленых волнистых попугайчика. Во всем остальном это был совершенно обычный тапас-бар, к тому же не очень чистый. Под стойкой валялись смятые салфетки, коктейльные трубочки, пустые пакетики из-под сахара и даже пара чайных ложек.

Народу в баре оказалось совсем немного: пожилая испанская пара, компания вездесущих китайцев и девушка с мотоциклетным шлемом. Девушка о чем-то болтала по телефону, постукивая пальцами по шлему, лежащему на коленях. Китайцы о чем-то болтали друг с другом, и лишь старики (отдаленно похожие на деда и бабку Икера) пили свой кофе молча. Еще через полминуты Икер нашел то, что искал. Ради чего пришел сюда:

пробковая доска.

С того места, где он сидел, доску нельзя было разглядеть в подробностях, но было ясно, что заполнена она не целиком: несколько стикеров пастельных тонов, пара открыток, один конверт, бумажная фигурка-оригами и какой-то цветок, тоже бумажный. Икер втайне надеялся, что камбоджийская купюра все еще висит на доске, хотя и понимал, что надежда эта призрачна. Слишком много времени прошло с того момента, как горничная Лаура (в качестве посла по особым поручениям) получила свои двадцать евро – целых три дня! Тот, кому было адресовано это послание, мог появиться здесь в любой из этих трех дней, с утра или ближе к вечеру. Чтобы снять купюру с доски, и минуты не понадобится, для подобных манипуляций не нужно даже заказывать кофе или тинто де верану в качестве отвлекающего маневра: зашел-снял-вышел.