Александр Варго - В моей смерти прошу винить… (сборник)

– Заткнись! – прошипела Светлана Алексеевна и, откинув полу плаща, достала обрез охотничьего ружья. Одна из девочек взвизгнула; Светлана не была уверена, но ей показалось, что это Лейла Сидорова – она сидела за одной партой с Сашенькой.

Учительница попятилась, пока не уперлась в подоконник.

– Зачем вы это делаете? – дрожащим голосом спросила Вера.

Ответом был выстрел. Вера Федоровна ударилась о раму и упала лицом к ногам убийцы. Светлана развернулась к классу и, еще оглушенная выстрелом, скорее рефлекторно, нажала на спусковой крючок. Санников отлетел на парты и затих. Женщина уронила оружие и осела на пол. Она не видела ни разбегающихся детей, ни орущего в телефон взъерошенного охранника, ни убитых людей. Ее глаза застилали слезы. Впервые с того дня, когда умер сын, впервые с того момента, когда она пообещала отомстить.

Сашка Мартынов не любил химию, но очень старался, чтобы Вера Федоровна этого не заметила. И причин тому несколько. Во-первых, если он завалит химию – не видать ему одиннадцатого класса как своих ушей, а вместе с тем и мечты всей своей еще пока коротенькой жизни: стать художником. Во-вторых, Вера Федоровна (Верочка, как он называл ее только в своих мечтах) Саше очень нравилась. Да что там, он был в нее влюблен, к сожалению, без каких-либо намеков на взаимность.

Когда тебе пятнадцать и ты влюблен, когда предмет твоего обожания в метре от тебя, трудно думать о щелочах и кислотах, о пробирках и колбах, о соединениях… В эти короткие сорок пять минут Саша думал только об одном соединении, которое было ближе скорее к урокам анатомии. Но потом он мысленно одергивал себя, мол, уроки анатомии только в одиннадцатом классе, а до него еще надо как минимум получить четверку по химии в году. Единственным уроком, где он мог по-настоящему предаться своим мечтам, был урок физкультуры. У Саши было плохое зрение, которое с каждым годом ухудшалось. Как он иногда подшучивал сам над собой: «С каждым годом линзы на моих очках становятся толще на один миллиметр». Окулист каждые полгода выписывал лекарства, упражнения и освобождение от физкультуры. В общем, когда весь класс подтягивался, сдавал кроссы и прыжки в длину, Саша тихонько сидел на скамейке и рисовал.

Портреты Веры Федоровны занимали большую часть альбома. И почти все они изображали любимую учительницу в обнаженном виде. Саша рассматривал каждое из них и чувствовал, как возбуждение наполняет его, грозя вырваться наружу. Чтобы хоть как-то уменьшить желание, Саша закрыл глаза, но Вера была и там – у него в голове.

– Дрочишь, четырехглазый?

Одновременно с этими словами Саша открыл глаза и захлопнул альбом. Перед ним стояли Леша Санников и Игорек Ларин.

– Леха, да у ботана стояк! – произнес Ларин так, будто увидел Эйфелеву башню из окна своей общаги.

И тогда Саша вскочил и побежал к выходу; ребята засмеялись.

– Ты видел? – успокоившись, спросил Игорь. – У него там голые тетки.

– Да не тетки, дурак! – Леша усмехнулся. – Там наша Верочка.

Они ждали Сашу после уроков у заброшенной котельной. Мартынов увидел ребят, только когда они окружили его.

– Ну, очкарик, показывай, что у тебя там. – Геворг Мурадов, самый маленький из одноклассников, подошел к Саше и дернул папку с рисунками. Сашка знал, что потеряй он даже очки, все равно, на ощупь, смог бы побить этого недоростка, но у него за спиной стояли Санников и Ларин. Геворг еще раз дернул папку – уже сильнее, настойчивей. Сашка обеими руками прижал ее к груди.

– Ты че, лохозавр?! – Хулигану явно не нравились попытки жертвы сохранить свое имущество.

– Ребята, оставьте меня в покое, – пробормотал Саша.

К нему подошел Санников и обнял за плечо.

– Ребята, оставьте меня, – передразнил он Мартынова. – А то меня маменька заругает.

Упоминание о маме в таком тоне у Саши, мягко говоря, вызывало гнев. Он еще крепче сжал папку.

– Кстати, Мартын, а где она сейчас полы моет? На автобазе?

– О, да ее повысили, – включился в разговор Ларин. – В прошлом месяце она в моей общаге сортиры драила.

Ребята засмеялись, и Сашка, не совсем соображая, что происходит, ударил Игоря. Не сильно, так, вскользь, но лица хулиганов перекосило до неузнаваемости.

– Ах ты, сука четырехглазая! – заорал Геворг и прыгнул Сашке в ноги. Когда Мартынов упал, его волновало только одно – чтобы очки не сломались.

Сашка зашел домой, когда мамы еще не было. Она уходила рано, а приходила поздно. Утром она мыла полы (Ларин был прав – она убиралась у них в общежитии), потом шла на основное место работы, а вечером – на автобазу. Сашка бы и рад был помочь, но для этого ему пришлось бы перейти на вечернее, и тогда до свидания карьера художника. Да и мама этого никогда не допустит.

С того момента, как погиб отец – его завалило на шахте, она все взвалила на себя. Мама стойко перенесла невосполнимую потерю – она не плакала на похоронах, она не плачет и не жалуется сейчас. Саша иногда думал, что он не такой, как мама. Он – нюня, ботан, лохозавр. Ему всегда хотелось плакать. Он не мог, как мама, держать удар. Вот и сейчас, стирая грязные вещи, Сашке хотелось разрыдаться. Он не мог понять – за что?

Очки не разбили, но одно ушко отломилось. Закончив с бельем, Саша пошел к себе в комнату. Сел за стол, включил настольную лампу и принялся за починку очков.

«Даже если придется замотать ушко изолентой, – решил Саша, – я ни за что не скажу маме о поломке».

Ему снова захотелось плакать.

«За что? Ведь я им ничего не сделал!»

Он вспомнил, как Мурадов тянул папку, как Санников издевался, как Ларин говорил плохие слова о маме, как… У него встал перед глазами образ маленького наглого Мурадова.

«Ну, очкарик, показывай, что у тебя там», – вспомнил Саша слова Геворга.

Саша надел очки и осмотрел стол.

«Дрочишь, четырехглазый?»

Они видели, что у него в папке, и ждали после школы, чтобы отобрать.

«Леха, да у ботана стояк!»

Отобрать и показать всему классу! Сашка похолодел. Он заметался по комнате. На кровати папки не было, на столе тоже. Саша выбежал в коридор. На кухне, в ванной, в прихожей и в комнате мамы рисунков не было. Либо папка у Санникова и его приятелей, либо она еще там… Точно, у котельной.

Саша накинул старенькую куртку и выбежал из квартиры. Навстречу шла мама.

– Ты куда, сынок?

– Я сейчас, мама. Я скоро, – уже выбегая из подъезда, произнес Саша.

Женщина с улыбкой посмотрела вслед сыну, вздохнула и вошла в квартиру. В прихожей села на тумбочку – устала. Светлана Алексеевна очень устала, но никому об этом не говорила.

«Ничего, отучится Сашенька, тогда и отдохну».

Женщина улыбнулась, разделась и пошла на кухню готовить ужин своему Сашеньке.

Саше первый раз с того момента, как он начал учиться, не хотелось идти в школу. У заброшенной котельной он нашел пустую папку. Конечно, рисунки могло разметать ветром или их могли унести какие-нибудь мальчишки, даже и понятия не имеющие о существовании Сашки Мартынова. Но могло быть и по-другому. Вот это-то и пугало.