Ольга Пустошинская - Перстень с чёрным агатом

Во рту пересохло. Тихо, чтобы никого не разбудить в доме, я прошёл в ванную, напился холодной воды и сунул под кран разгорячённую голову. В самом деле, зачем отдавать перстень? Мне предлагают жизнь, о которой можно только мечтать в самых смелых фантазиях, только круглый идиот может отказаться. М-да, зря, конечно, сболтнул Анке про перстень, но как-нибудь разберусь. Она забудет о том нелепом звонке, а если не забудет, то всегда может произойти несчастный случай. Кирпич на голову упадёт, как говорит Макаркин. Ха-ха-ха!

Я, смеясь, смотрелся в зеркало и вытирал волосы махровым полотенцем. Эта ухмылка во весь рот неожиданно потрясла меня. И ещё глаза. Чёрные, хотя от природы они такими не были, колючие, словно и не мои. Да что со мной такое? Стою и размышляю, как лучше избавиться от Анки. Да я ли это? Или уже не я?!

…Часы показывали четыре часа ночи. Поздновато для звонков, но ждать я не мог. Анна ответила не сразу, пришлось дважды набирать номер.

Наконец она сняла трубку:

— Глеб? Что случилось?!

Вот, понимает, что просто так ночами не звонят.

— Ничего страшного, не беспокойтесь… Анна Никитична, можно я приеду?

— Куда приедешь? — не поняла Анка.

— Ну к вам в Тюмень. Завтра прилечу, то есть сегодня… Хочу вернуть перстень.

— К чему такая спешка? А-а, ты его всё-таки носил, — догадалась она. — Ох, Глеб, я ведь предупреждала тебя!

Я молчал, сказать в оправдание было нечего. Выдавил банальное:

— Извините, так получилось.

Анна тяжело вздохнула:

— Это моя вина. Ты молодой и глупый… да не спорь, ты глупый, потому что молодой: опыта и мудрости нет. Вот я, дура старая, не знаю о чём думала. Приезжай, жду. Надо предупреждать, что перстень надевать больше нельзя?

— Не надо. Знаю.

— Ни при каких обстоятельствах, Глеб. Обещай.

— Хорошо, обещаю.

Я попрощался с Анной, включил ноутбук и открыл сайт «Туту. ру». К счастью, свободные места на рейс ещё были, денег на кредитной карте хватило на покупку билетов в оба конца.

Ну вот и всё. Ещё осталось сочинить подходящую легенду для родителей, кинуть в сумку зубную щётку с пастой, запасную майку и какую-нибудь куртку на случай прохладной погоды — и можно ехать. Да, и перстень не забыть, конечно.

Мне предстояла пересадка в Москве, в Шереметьево (прямого рейса не нашлось), несколько часов ожидания, а потом — перелёт в Тюмень. Удобнее всего добираться до нашего аэропорта на такси, но я поторопился сказать дома, что еду с друзьями отдыхать на природу, так что придётся брать машину, благо, на территории аэровокзала есть автостоянка.

Все тридцать километров пути меня донимал голос, который я принимал за голос самого дьявола.

— Глеб, не делай ошибки. Кем ты будешь без перстня? Нищим студентом, а потом нищим программистом в какой-нибудь захудалой фирме. Я предлагаю тебе всё, о чём можно мечтать: капитал, власть, уважение, любовь женщин. Ты знаешь, что такое власть, ты хоть раз пробовал её на вкус?

Мне стоило большого труда промолчать.

— Вот твой друг — умный парнишка, — не унимался мучитель, — он сделал правильные выводы.

— Игорь? А он мне не друг. — Не хотел отвечать, а не выдержал. Врубил музыку, но всё равно слышал этот голос. Он звучал в голове, и я не мог заглушить его, сколько ни прибавлял громкости. Попытался отвлечься мыслями о предстоящем полёте, Анке, которая обещала встретить меня в аэропорту, о Кате… Ей надо позвонить, тоже сочинить что-нибудь.

Ну вот и показалось здание аэропорта. Я оплатил стоянку, отогнал машину на место и поспешил ко входу: регистрация на рейс уже началась. Пристроился в хвост длинной очереди и от нечего делать стал разглядывать пассажиров. И вдруг мелькнуло знакомое лицо — да это же Дима Климов, мой однокурсник. Хотя нет, сначала я заметил костыль и полусогнутые ноги, а потом узнал Димку.

Долго ждал, когда он обернётся, махнул рукой:

— Дима!

Климов улыбнулся, кивнул:

— О, привет! Тоже в Москву летишь?

Очередь вдруг разглядела Димкин костыль, заволновалась: «Давайте пропустим молодого человека. Что же вы молчите, юноша, надо было сразу сказать». Тот смутился и стал отказаться: он и в институте не любил такого пристального внимания, редко принимал помощь. Всё сам да сам. Очередь настаивала, Климов покраснел под любопытными взглядами и, опираясь на костыль, проковылял к стойке регистрации, подал билет и паспорт. Даже со своего места мне было видно, как пылают Димкины уши.

Я прошёл досмотр (пену для бриться заставили выкинуть) и направился в зал ожидания, поискал глазами однокурсника. Он сидел в жёстком пластиковом кресле у окна, поставив между ног костыль. Я бросил рюкзак на соседнее место и сел рядом.

— А я сумку в багаж сдал, — сказал однокурсник, заметив бирку «ручная кладь». — А ты зачем в Москву летишь?

— У меня транзитный рейс, я еду к тётке в Тюмень.

— А я на лечение в реабилитационный центр. — И Дима сказал название центра.

— А-а-а… — протянул я, как будто разбирался в этом, и удивляясь про себя его открытости. До сих пор он ни с кем и никогда о болезни не заговаривал. — Успеешь до начала занятий?

— Нет, задержусь. Квоту в августе дали, так что…

— А-а-а… — снова протянул я.

Мы с Димой не дружили, он всегда был один, на лекциях сидел особняком, а сейчас разговорились, оказавшись вне институтских стен.

«А он ничего, нормальный парень», — подумал я и неожиданно для себя спросил, что у него с ногами. Сболтнул и прикусил язык. Ну почему этот самый, который без костей, всегда лезет вперёд мыслей?

— Прости, я что-то не то сказал.

Димка отмахнулся:

— Да ладно тебе, я привык. Это из-за аварии, в детстве ещё. Сначала совсем не ходил, потом понемногу начал после массажа и упражнений. Только не надо меня жалеть, сейчас всё в порядке…

Зал ожидания заполнился пассажирами. Я чуть не рассмеялся: все от мала до велика сидели, уткнувшись в гаджеты. Попросил Диму последить за вещами и прошёл в туалет. Мыл руки под краном и думал, что непредусмотрительно держать перстень в рюкзаке: потеряется, украдут, перепутают… да много чего может произойти. Надевать кольцо не буду — обещал ведь, — но лучше положу в карман, так надёжнее.

Наши кресла в самолёте оказались рядом: Дима нарочно забронировал место у аварийного выхода, чтобы не затекали ноги, а мне оно досталось случайно. Я хотел пропустить Климова к иллюминатору, но тот отказался, объяснил, что обычно засыпает сразу после взлёта.

— Очень удобно, — рассмеялся он, — и летать не страшно.

Я подумал, что сегодня, скорее всего, составлю Димке компанию, потому что почти не спал; и как только вспомнил о бессонной ночи, почувствовал такую сильную усталость, что едва сдержал зевок. Скорее бы взлететь.