Карен Макманус - Кузены [litres]

Когда все наконец успокоилось, Адаму, Андерсу, Аллисон и Арчеру остались сущие крохи. Как любит говорить последний, «едва хватило заплатить за реабилитационный центр». Ну, по крайней мере, раз он уже пять месяцев не пьет, лечение было эффективным.

Арчер вообще меньше всех переживает, что остался при своих. Он вернулся на Чаячий остров, работает теперь на Роба Валентайна и совсем не переживает, что приходится красить дома, принадлежавшие раньше семье Стори.

– Нашу семью разделила жадность, – сказал Арчер Милли, когда мы приезжали к нему пару месяцев назад. Выглядел он неплохо: чисто выбрит, глаза ясные, разве что немного похудел. – И честно говоря, останься сейчас от состояния что-то более существенное, ничего хорошего бы не вышло. Скорее всего, снова случилось бы то же самое. Я не желаю всю жизнь враждовать с Адамом и Андерсом из-за богатства и не хотел бы видеть, как оно испортит вас вслед за нами. И за всей этой облажавшейся командой – Дональдом, Терезой и остальными.

– Может, и так, – нехотя признала Милли. – Но все равно – какое они имели право тратить чужие деньги!

– Никакого, – согласился Арчер. – Но давай посмотрим с положительной стороны. Мне этих денег не надо. Честно. Сейчас я вернулся домой, живу спокойной жизнью и куда более счастлив, чем был многие годы. Аллисон они тоже не нужны – она и без них построила фантастическую карьеру. То же касается и Меган, так что и за Обри волноваться не приходится. А что до Адама с Андерсом… – Он чуть улыбнулся. – Они этих денег не заслуживают.

Книга Адама Стори выпала из бестселлеров уже через две недели. Мы сперва были уверены, что ему предложат написать другую, но публика хочет услышать от него только одно – его собственную историю. А ее он рассказывать отказывается.

Андерс с семьей так и живут в Провиденсе, но Джей-Ти учится уже в другой школе, под Ньюпортом. Ездить далеко, но зато нет никого знакомых. Правда, фамилия Стори известна теперь по всему Восточному побережью – о скандале с семейным состоянием писали многие месяцы, – так что полностью избежать дурной славы все равно не удалось. Андерс тем временем запускает очередную кампанию, о которой я знаю только то, что он сообщил в интервью на прошлой неделе, обещая вложить в новое предприятие «все свои знания, опыт и деньги». «Другими словами – ноль», – как сказала мама, возмущенно отбросив местную газету.

Сестра Терезы Пола по-прежнему в бегах. Должен признаться, эта темная лошадка интересует меня больше остальных. Вечно в тени, и что за жизнь она вела до того, как умерла Милдред, чтобы так легко все бросить? Журналисты пытаются составить психологический портрет, но им буквально не за что зацепиться. Двадцать четыре года назад Поле было пятьдесят, она жила в нью-хэмпширском пригороде и работала на электростанции. Потом в один прекрасный день та женщина просто исчезла. Уволилась, съехала с квартиры и сказала, что решила перебраться в другой штат. Почему – никто даже не поинтересовался.

Я как-то сказал Милли, что вообще это довольно грустно. Она сверкнула глазами.

– Не забывай – она спалила Кэтминт-хаус. Обри и дядя Арчер могли погибнуть из-за нее! Не смей ее жалеть!

– Да я и не думал, – ответил я.

Это правда. Меня, так же как и Милли, бесит мысль, что Пола потягивает сейчас коктейли на каком-нибудь заграничном пляже. Просто… Я не могу не вспомнить, как тяжело было притворяться другим человеком, пусть даже недолго. И время от времени пытаюсь понять, что же помогло ей столько времени с этим справляться. Каждый раз мне приходит на ум только один ответ – никого в мире, кроме сестры, чью роль Пола согласилась играть, она совершенно не волновала.

Ну, может быть, мне ее все же немного жаль, как ни странно. Милли я, конечно, ни за что на свете не скажу, потому что… Господи, да для меня до сих пор чудо, что я могу называть ее своей девушкой! Мы видимся так часто, как только можем, и когда говорим о том, что будет после школы, всегда обсуждаем – как нам оказаться в итоге вместе, в одном городе. Стоит ли – вопрос даже не стоит.

И кто знает – возможно, воссоединится вся наша троица. Обри предложили спортивную стипендию в Университете Брауна – здесь, в Провиденсе, – что просто потрясающе. Правда, есть и другие варианты, поближе к дому. Однако Милли всерьез настроена заманить двоюродную сестру на Восточное побережье. И начать собирается прямо сейчас.

Мы усаживаемся за столик в дальнем конце зала. Милли устанавливает перед нами свой телефон. Набирает номер и сбрасывает короткую кожаную куртку, под которой купленная сегодня утром футболка с эмблемой университета.

Обри появляется на экране, держа на одной руке крошечного извивающегося младенца.

– Эй, да это Айдан, – говорю я. Кое-что привлекает мое внимание, и я присматриваюсь. Последний раз я видел брата Обри новорожденным. Теперь ему два месяца, и он уже начинает походить на настоящего человека. Причем на совершенно конкретного. – Черт, Обри, да он – вылитая ты!

Она широко улыбается.

– Ага, знаю. Отец просто вне себя – он же всегда говорил, что у меня только мамины гены. – Она ерошит свободной рукой светлые волосенки младенца. – Видимо, Стори все же бывают разные.

Обри есть Обри, и нет ничего удивительного в том, что она тут же привязалась к своему младшему брату. В конце концов, он ведь не виноват, что появился на свет незапланированным. И все же она молодец, что так возится с малышом, хотя могла бы затаить обиду.

Милли настороженно наблюдает за ним, скрестив руки на груди, – даже про футболку забыла. Не всех маленькие дети умиляют – некоторые нервничают, видя их даже на экране телефона.

– Он ведь не станет реветь?

– Айдан никогда не плачет, – заверяет Обри. – Он самый счастливый малыш в мире.

Милли остается ей только поверить. Она расслабляется и откидывается назад.

– А как его родители? – Последнее слово она буквально выплевывает, словно что-то отвратительное.

– Ну… – Обри задумчиво покачивает младенца. – Знаете, как говорят: ребенок – испытание для отношений. Скажем так, в их случае оно оказалось непосильным, каким бы спокойным ни был малыш. О браке речь уже не заходит. Тренер Мэтсон нашла новое место – довольно неблизко, – но по-настоящему она хотела бы остаться дома с Айданом. Отец, разумеется, устраиваться куда-либо отказывается, а все, что осталось от наследства и отчисления с продаж романа он уже истратил. Похоже, до нее наконец начинает доходить, на что она подписалась, и это ее не радует.

Милли склоняется к экрану, забыв про свой страх перед детьми.

– Я буду звать тебя «кармой», дружок, – воркующим голосом говорит она.

Айдан расплывается в беззубой улыбке. Обри не может сдержать смех.