Виолетта Роман - Поверь мне [СИ]

- А это что-то новое, - улыбаюсь, игнорируя тошнотворный рефлекс. – У тебя появилась доказательства или это снова пустой треп?

Мужчина щурится недобро.

- Он в больничке, и ты это знаешь... И твое счастье, что он без сознания. Молись, чтобы Шторм сдох, Романова. Если выживет, его ждет карцер. Поимеют твоего авторитета во все места – запоет как миленький. И расскажет, как влюбленная дура следователь помогала ему в организации бунта. Вот тогда то и загремишь ты по полной, лет на десять строгача...

Меня потряхивало изнутри. Но в ответ я одарила его широкой улыбкой.

- Тогда я на твоем месте спешила бы трахнуть меня. Ведь на зоне уже не первой свежести стану. Туберкулез не идет к лицу женщинам, - глаза его сверлю наглым взглядом.

– Только вот незадача. Ты ж импотент чертов. Плюс зеркальная болезнь, Колесников. Поэтому ты ненавидишь красивых баб? Потому что смотрят на тебя как на дерьмо собачье? Ты ж свой член видел в последний раз только в зеркале...

Он хватает меня за ворот, встряхивает, сжимая его до белых фаланг.

- Лучше заткнись, иначе...

А вот и эмоции. Быстро сдался, неудачник.

- Иначе сядешь со мной, да? Ну, давай Колесников, чтобы мне не скучно было!

Смеюсь, когда он с презрением отталкивает меня. Ублюдок. Именно то дерьмо, что и портит нашу систему. Продажное и мерзкое. Решившее, что может слишком много.

Я развернулась и направилась к выходу. Хлопнув дверью, поспешила вниз по лестнице. В глазах нещадно жгло, я понимала, что на последнем издыхании. Еще несколько минут и меня прорвет. В оглушительной, удушающей истерике.

Когда села в машину, бросила сумку на пассажирское и устало закрыла глаза. Не хотелось ничего. Просто раствориться, исчезнуть, не быть. Шторм в коме. Он потерял слишком много крови и неясно, выживет ли он. Я одна, и мне совершенно некому помочь. Дедушка пытается, но я понимаю, что не все в силах пенсионера. Его давно списали со счетов и вряд ли станут впрягаться за меня, ради желания сделать приятное старику.

Еще и Боря пропал. Уже несколько дней не выходил на связь. Я, в общем-то, тоже ему не звонила. Все это время я в основном лежу в кровати и хочу сдохнуть.

Больше нет сил сражаться. Нет сил смотреть в омерзительное лицо следователя или в трусливые лица бывших сослуживцев. Я ненавижу их всех, и единственный, кто мне нужен сейчас был недосягаем. Разве есть смысл бороться дальше?

Обыск стал испытанием для меня. До самого утра убирала квартиру, намывала ее. Теперь ощутила на себе эту унизительную процедуру. Только я всегда подходила к вопросу профессионально и действовала так, чтобы доставить минимум неудобства. Колесников же наслаждался каждой секундой этого действа.

Не заметила, как подъехала к дому. Глаза застилали слезы. Я вышла из машины и поднялась наверх. Не раздеваясь, замертво упала на диван, сжавшись в комок.

Это тяжело. Понимать, что стоишь на руинах собственной жизни. Понимать, что все, чем дорожила, к чему стремилась изо всех сил и без оглядки, больше не имеет смысла. А что имеет? Я не знала.

Хочу ли я выбраться сухой из воды? Хочу. А что делать дальше? Я понимала, что в органах работать больше не стану. Я ненавидела всех, кто причастен к ним. Продажные и двуличные ублюдки. Такая система. Здесь могу работать только подогнанные под стандарт детали. А мыслящие иначе, бракованные, она выплевывает или разбивает.

Я слышала, как трезвонит мой мобильный. Думала о том, что хочу напиться. Просто не думать, перестать бояться за Русакова. Перестать бояться за себя.

Не было сил даже подняться и открыть дверь. Уже минут пять, как в нее стучали. Собрав в кулак последние силы, прошествовала в коридор. Стоило повернуть ключ в замке, в квартиру ворвался Боря.

Окинув меня взволнованным взглядом, тут же сгреб в охапку.

- Ален, ты напугала меня, - проговорил на ухо, прижимая к себе.

Я не двигалась, позволяя ему быть рядом.

- Ты в порядке? – отстранившись, посмотрел на меня с тревогой.

Я пожала плечами.

- Вчера был обыск, сегодня допрос. Я в полном порядке, Борь. Ты бы уезжал, а? А то засекут еще со мной, тоже под раздачу попадешь, - я вернулась обратно в гостиную и легла на диван. Сжалась в комочек. Хотелось рыдать. Навзрыд. Но я не привыкла плакать при ком-то. А он не собирался уходить.

- Я с новостями,- Боря подошел ко мне. Я почувствовала, как он сел рядом на диван. Не стала оборачиваться. Не хотела, не видела смысла.

- Пришла экспертиза по срезам ногтей. Ален... – он тронул меня за плечо.

Я обернулась.

- Совпало. – Боря кивнул. Я видела, насколько он напряжен.

– Это Дробин, он убил Эдика.

Я опустила голову обратно на подушку. Его слова не удивили меня. Я и так все знала. И то, что он выкрал листы дела, и то, смерть Золотарева и Ольги на его руках. Вот только еще неделю назад эта информация помогла бы мне. Но не сейчас...

- Спасибо, Борь. Я хочу поспать, закрой за собой дверь.

Он не уходил никуда. И это раздражало. Особенно раздражала тишина, повисшая в комнате.

- Ален, так нельзя. Нужно бороться, слышишь? Мы будем бороться...

Я молчала. Гнев во мне закипал. Он тоже злился.

- Ты не можешь так просто опустить руки! Я помогу тебе...

- Да отстань ты от меня! – откинула его руку. – Не видишь, я в полном дерьме?! Ничего мне не поможет сейчас! Уходи, Борь... уходи, пожалуйста... – разрыдалась. Как слабачка, как дура последняя. Сидела и смотрела на него сквозь реки, текущие из глазах. А он злился. Просто пялился на меня и молчал, сцепив зубы. А когда устал ждать, схватил меня за скулы, сжал их, вводя в ступор от удивления.

- Прекрати, слышишь?! Прекрати это. Я сказал, что сделаю для тебя все что смогу. И я сделаю. А сейчас собирайся. Нам нужно ехать.

- Я никуда не поеду...- попыталась огрызнуться, но он не дал. Закрыл рот ладонью, а когда выпустил, наклонился и поцеловал меня в губы. Украдкой, быстро. Но этого хватило, чтобы остудить меня.

- В тюрьму едем, - произнес, дождавшись, когда я осмысленно посмотрела в его глаза. - Русаков пришел в себя и переведен в обычную палату. Уже три дня как он в сознании. Завтра его переведут из больничного блока. Сейчас у тебя есть шанс увидеться с ним и обговорить все вопросы. Ты едешь или нет?

- Ты же знаешь, что ему вменяют? – голос Бори доносился будто из далека. Я сидела на пассажирском его авто, пялилась в окно, на проносящиеся мимо огни витрин и фонарей.

На часах девять вечера. Мы едем в соседний город, в тюрьму. Я ведь так хотела его увидеть! А сейчас, когда близка к цели, внутри все скручивает от тревоги. А правильно ли я делаю? А ждет ли он меня? Есть ли смысл нам видеться? Разве Русаков в силах мне помочь? Запертый в клетке зверь может лишь рычать и скалиться, серьезного вреда он не причинит никому.