Харриет Уокер - Новая девушка

С высоты своего роста я не могла рассмотреть, что было брошено на участок сегодня, но, когда разворачивала коляску, чтобы взглянуть получше, под колесом скрипело что-то твердое. Сначала я подумала, что это какое-то гигантское насекомое, и страшно испугалась — под тяжестью сетчатой сумки для покупок, подвешенной к коляске, на земле словно развернулись блестящие черные подкрылки.

Я так давно не видела ничего подобного, что мне понадобилось какое-то время, чтобы понять наконец, что же это такое. То, что я вначале приняла за блестевшие внутренности, было окружено осколками пластика — я раздавила старую магнитофонную кассету. Мысленно вспомнила, как открывается крышка плеера, как в деку вставляется кассета, как потом крышка вновь закрывается, и меня охватила ностальгия. В нынешнем своем состоянии я чувствовала симпатию к любому артефакту, пострадавшему от чего-то более нового и блестящего.

Но когда я наклонилась, чтобы собрать обломки, эта симпатия сменилась на холодную, пульсирующую тяжесть в сердце. Стикер с полумесяцем, желтые звезды, красная гитара. Надписанная от руки этикетка испачкалась и выцвела. Я тупо смотрела на пленку, опутавшую мои пальцы, будто это была кровь.

Одна из наших кассет. Из тех компиляций, что мы — Винни, Хелен и я — записывали друг для друга в школе. По почерку можно было догадаться, что она принадлежала Хелен.

Ты что, вернулась?

Оступившись в своем согнутом положении, я упала назад и больно ударилась копчиком об острый бетонный угол крыльца. На нижней губе появились капельки пота, они же покрыли мои виски и ладони. Я не отрываясь смотрела на магнитофонную ленту на своих пальцах. Отступив на шаг в сторону, сплюнула желчь, наполнившую мой рот.

Кассета принадлежала не Хелен, а Винни.

И в ее появлении было предупреждение.

Над нашими головами пролетел самолет, и Лайла весело заворковала.

Поверх ручки коляски я увидела ее голубые глаза — улыбающиеся, но в то же время недоуменные. Я мгновенно вскочила на ноги, чтобы успокоить ее. При этом рукавом вытирала свой мокрый подбородок и одновременно стряхивала с рук черные путы. Бросила пластиковый корпус кассеты на землю и яростно растоптала его ногами. Потом, до того как Ник вернется домой, уберу.

В парк я отправилась с ощущением, что на меня напали. Прошлое, от которого я так сильно старалась отгородиться, появилось прямо на крыльце моего дома.

Когда Ник вернется домой, я расскажу ему о Мэгги и Винни. Я расскажу ему все и о селфи, и о Фейсбуке, и о фотографии на экране компьютера. Он о ней ничего не говорил, но наверняка видел. А вот про кассету с музыкой я промолчу — чтобы объяснить ее появление, придется рассказать больше, чем я была готова выдать.

В своем рассказе я дошла до того момента, когда Мэгги, гулявшая с Лайлой, встретила в кафе женщину.

— Здорово, правда? — совершенно механически произнес мой муж, глядя на телевизионный экран и поглощая овощи из своей тарелки. — Мэгги все лучше и лучше узнает наш район. Тим говорил, что она очень много времени проводит здесь, — он думает, что, может быть, таким образом она хочет окончательно перебраться к нему…

— Но женщина… — заикаясь, прервала его я. — Мэгги не… Это была не просто случайная встреча…

Ник нехотя повернул голову в ту сторону, где в углу дивана сидела я — его лицо было намеренно пустым, а глаза ничего не выражали.

— Только не начинай, — просто сказал он. Посмотрев на вилку в руке, откашлялся. — Прошу тебя, не сегодня.

— Почему ты не на моей стороне? — спросила я высоким и печальным голосом.

— Марго, я всегда на твоей стороне. Но не хочу, чтобы ты загоняла себя. — Он поднял руку, чтобы накрыть мою, но я убрала ее еще до того, как его пальцы коснулись моих.

В былые времена, если я замолкала на какое-то время, Ник всегда спрашивал меня, что случилось. Мы оба знали, что я использую молчание как наказание, как этакий ледяной упрек. И в его задачу входило — после всех ссор и споров — вновь разговорить меня. А сейчас я видела, что он изо всех сил старается не делать этого. Я почувствовала его облегчение, когда часы пробили половину десятого и он смог потянуться, закинуть руки за голову и сообщить, что идет спать, потому что глаза слипаются.

К тому времени, когда я закончила мыть посуду и зашла к Лайле, мирно посапывающей в своей постельке, Ник уже спал. По крайней мере, лежал он неподвижно, и лампа с его стороны кровати была погашена. Придется искать какой-то другой способ доносить до него свои мысли.

В выходные, после большого события на работе Тима, мы все четверо встретились в кафе, чтобы выпить чашечку кофе и согреть руки после катания Лайлы на качелях. Ник и Тим сами списались и договорились. Судя по выражению лица Мэгги, она рассчитывала провести утро наедине со своим бойфрендом.

— Ну и какое впечатление произвело твое платье? — Я подмигнула ей, стараясь ничем не показать, что мне все уже известно.

— В конце концов я надела другое, — коротко ответила Мэгги, а я представила себе самое главное — солидный счет из химчистки, который ей пришлось оплатить.

— Хотя время мы провели великолепно, — продолжила она, вспомнив сам вечер, и я постаралась как-то совместить два факта — тот, что я за нее рада, ведь женщина была так очевидно счастлива в любви, и тот, что я регулярно злилась на нее по ночам.

Я даже рассмеялась, когда она сделала «козу» Лайле, сидя напротив меня.

— Она так хорошо играет с Лайлой, правда? — сказала я, пока Мэгги выходила в туалет. И Ник, и Тим, оба улыбнулись мне, причем первый был доволен тем, что я вообще заговорила о Мэгги, а второй явно радовался комплименту, который я высказала его пассии.

Отхлебнув кофе, я продолжила:

— Она все время говорит мне, как ей хочется завести своего собственного малыша. Как я понимаю, скоро переезжает? А вы двое не теряете времени!

Я притворилась, что не заметила, как Ник удивленно приподнял брови, но обрадовалась, что, когда Мэгги вернулась, энтузиазм Тима несколько поутих.

Я тоже сыграла свою роль, но не забывайте, что мне было всего шестнадцать. И я еще ничего не знала в этой жизни.

После смерти Джека я подумала, что смогу наконец покончить с этим. Завершить дружбу, которая за все эти долгие годы лишила меня последних проблесков гуманности и навеки связала меня с невротичкой, которой всегда отчаянно требовалось мое одобрение — и мое прощение. И дело было не в том, что я просто не могла видеть ее с ребенком на руках, счастливую и умиротворенную, а в том, что меня стали посещать мрачные мысли относительно будущего.

Куда денется младенец, если возобновят дело о старом преступлении и Марго заберут на допрос? Кто лучше, чем старинная подруга ее матери, сможет помочь в воспитании девочки, если этот старый шантаж вновь повлияет на душевное состояние матери? Такая возможность была настолько пьянящей, что я думала о ней днями напролет, сидя в кресле-качалке, глядя на сад и наслаждаясь тем расслабленным оцепенением, в котором я теперь проводила большую часть дня.