Кэтрин Фолкнер - Гринвич-парк

— Вы их нашли?

Картер удрученно улыбается, качает головой.

— Я пытался, клянусь. Мы прошерстили всех членов клуба, проверили всех, кто мог там работать в то время — уборщиков, инструкторов. Все лодки, что предоставляли напрокат, отдавали и возвращали под роспись в журнале регистрации. Мы проверили всех. Никто из них не подходил под ее описание. Тогда мы стали искать тех, кого видели на реке в тот день. Или даже поблизости. В какой-то момент я подумал, что нашел их.

Помолчав, Картер продолжает:

— Одна компания взяла лодку без разрешения. Это, конечно, было против правил. Некие парень с девушкой признались, что лодку они вернули. Но, по их словам, они ничего не видели. Сказали, что они были в эллинге в тот день, но раньше. Что эллинг был пуст, когда они пришли туда и когда уходили. Что они ничем не могут помочь.

Он поднимает на меня глаза.

— Мне показалось тогда, что они лгут. Что-то скрывают. Но доказательств у меня не было, а человека против его воли не заставишь выступить в качестве свидетеля. Босс требовал, чтобы я не сдавался, надавил на них. Я не думал, что в этом есть необходимость. Я ведь как рассуждал: у нас есть материал ДНК. Ее внутренние повреждения зафиксированы. Какие еще нужны улики? — Картер грустно улыбается. — Я тогда только-только стал следователем, наивный еще был в делах о половых преступлениях. Босс настаивал, что этого недостаточно. И, к его горькому сожалению, оказался прав. — Он вздыхает. — А я получил урок. Присяжные… они… В общем, дела об изнасиловании имеют свои нюансы.

Какое-то время мы сидим в молчании.

— Вы помните их имена?

Картер недоуменно моргает.

— Того парня и той девушки, — поясняю я. — Которые лгали, как вам показалось. Помните, как их звали?

Картер вытирает рот тыльной стороной ладони.

— Кэти, давно это было.

— Одного из них звали Рори?

Картер смотрит мне прямо в глаза. Секретную информацию он не выдаст.

— Я не собираюсь писать об этом статью, — говорю я, пытаясь контролировать свой голос, потому что мне хочется орать, стучать кулаками по столу. — Я пытаюсь выяснить, почему девушка пропала без вести. А может, и убита. Я пытаюсь понять… что с ней могло произойти.

Инспектор Картер утыкается взглядом в стол.

— Кэти, я вижу, что тебе не безразлична судьба Рейчел, и ценю твой порыв, но… — Он чешет затылок. — Этой информации может даже не быть в деле.

— А у вас она есть. Есть имена. В ваших личных записях. Ведь так?

Я знаю, что моя догадка верна.

— Без этих сведений следствие по такому делу не может считаться завершенным. Значит, они где-то есть. И вы знаете, где их найти.

Старший инспектор Картер качает головой, выставляет вперед ладони.

— Кэти, ничем помочь не могу. Прости. Я и так рассказал больше, чем можно.

— Что ж, ладно. — Я встаю. Чувствую, что лицо мое горит.

— Ты куда?

— В Гринвич. Если вы отказываетесь помочь, я спрошу у них сама.

— Кэти, подожди…

Я выруливаю со стоянки и газую. На лобовое стекло летит вихрь снежинок. Отъезжая от паба, я вижу, что Картер все еще сидит за столиком и вертит лежащий перед ним телефон.

Тротуары на Мейз-Хилл не посыпаны песком. Ступеньки, ведущие к ее дому, сверкают, как ледяные зеркала. На входе — красивый дверной молоток. Я стучу им, потом звоню в дом. Тщетно. Расписные жалюзи на эркерном окне закрыты. На подоконнике зимует серо-зеленая лаванда. В горшок набился снег.

Раздосадованная, я дотягиваюсь до безупречно чистого эркерного окна и ударяю по стеклу. Громкий стук эхом разносится в стылой тишине улицы. Машин на дороге нет, тротуары безлюдны. Проклятие, ругаюсь я про себя. Рори, должно быть, еще в полиции. А Серена-то где?

Потом вспоминаю: у нее же есть студия. Сама я там никогда не бывала, но Хелен говорила, что это где-то поблизости. Она наверняка в своей студии. Я звоню Хелен, но мой вызов принимает автоответчик. Вот невезуха. Придется к ней ехать. Она-то уж знает адрес.

Я возвращаюсь к машине. Звонит мой мобильник.

— Кэти? Это Марк Картер.

Я зажимаю телефон на сгибе локтя и подношу его к уху, а сама потираю замерзшие руки. Слыщу учащенное дыхание Картера, а еще шелест бумаг, шум ветра в трубке, который ему приходится перекрикивать.

— Я бегло просмотрел кое-какие данные. Ко всем документам доступа я не имею. Досье на женщину у меня нет, и заполучить его будет непросто, — говорит он. — А вот парня я нашел, поняла, да? — Он делает паузу. — Его звали не Рори. Это был некий Дэниэл. Дэниэл Торп. Случайно не тот самый Дэниэл, о котором ты упоминала?

Я смотрю через дорогу. С того места, где я стою, видны ворота парка. Дети в шапках и шарфах, люди с пакетами из магазинов, в которых лежат покупки к Рождеству.

— Кэти, между нами… я позвонил в отдел убийств, поговорил со старшим следователем. Передал эту информацию. Это все, что я могу. Но послушай, Кэти, если ты думаешь, что этот Торп причастен… Сделай мне одолжение. Не приближайся к нему.

Я думаю о Хелен. О комплекте ключей от ее дома, что она вложила мне в руку. Вспоминаю, какое у нее было лицо, словно она предчувствовала недоброе. Я включаю зажигание. Отсюда до ее дома идти пять минут. На машине еще быстрее.

— Кэти, ты меня слушаешь? Этот Дэниэл Торп… Не смей приближаться к нему, слышишь? Кэти? Кэти?

Я вешаю трубку, бросаю телефон в выемку для ног перед пассажирским креслом. И срываюсь с места.

Я прислоняюсь к стене, лбом упираюсь в руки и раскачиваю бедрами из стороны в сторону, чтобы унять боль. Но она не проходит, а только усиливается. А потом я чувствую влажность. Пытаюсь дойти до ванной, но вынуждена опуститься на четвереньки. По ногам течет какая-то жидкость.

Когда я наконец доползаю до ванной, вижу, что оставляю за собой шлейф черно-зеленых лужиц. Воды должны быть прозрачные. Не такие. Я читала в книжках. Это, я знаю, не предвещает ничего хорошего. Предупреждение. Мне срочно нужно в больницу.

Я ковыляю назад в будущую детскую, беру свой телефон. Он уже немного подзарядился, но от Дэниэла по-прежнему ничего. Я звоню Кэти, потом еще раз. Она не отвечает. В отчаянии я набираю «999». Очередной приступ боли. Я включаю на телефоне режим громкой связи, а сама хватаюсь за стул, пытаясь продышаться. Вызов идет и идет. Ну же, ответьте, ответьте, мысленно умоляю я.

Я напряженно жду, когда гудки сменит голос, и потому мой слух не улавливает шагов на лестнице, скрипа половиц на лестничной площадке. Я вообще ничего не слышу, пока он не появляется в комнате.

Только я вижу его, меня заливает волна облегчения.

— Дэниэл! Слава богу! — Из груди рвутся рыдания. — Слава богу, ты дома. Нужно позвонить в полицию, и… и, мне кажется, я рожаю.

Я уже предвкушаю, как меня обволакивает его знакомый древесный запах, запах карандашной стружки и чернил, запах книг и чистых простыней. Запах безопасности. Но потом я замечаю в его лице нечто странное. Глаза так глубоко запали, что он почти не похож на себя самого. Но странно не только это. Меня настораживает выражение его глаз. Такого я никогда не видела.