Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

Что бы Алан ни сделал, все было неправильно. Алан глуп. Алан несообразителен. Алан ни на что не годен. Даже его чтение — детская забава. Почему он не играет в регби, футбол или не ходит с кадетами в походы? Это верно, в бытность ребенком Алан избегал физической активности. Он был довольно полным и со своими голубыми глазами и длинными белокурыми волосами напоминал девчонку. В течение дня некоторые ученики обижали его. По вечерам его обижал собственный отец. Было еще кое-что, что вас поразит. Элиас избивал школьников до крови. Что же, в этом не было ничего необычного, по крайней мере в английской частной школе семидесятых. Но он бил и Алана, много раз.

Если Алан опаздывал на урок, не выполнил домашнее задание или сказал грубость другому учителю, его отправляли в директорский кабинет — экзекуция никогда не проводилась у нас в квартире, — и в конце обязан был сказать «спасибо, сэр». Не «спасибо, папа», обратите внимание. Как мог человек так обращаться с собственным сыном?!

Мать никогда не жаловалась. Вероятно, она сама боялась мужа или считала, что он прав. Мы были очень английской семьей, крепко связанные между собой и всегда скрывающие свои эмоции. Мне хотелось бы вам показать, какие мотивы руководили Аланом, почему он был таким неприятным. Однажды я спросила у него, почему он никогда не писал про свои школьные годы, хотя у меня есть ощущение, что школа в романе «Гость приходит ночью» много позаимствовала от Чорли-Холла, в том числе даже название. Убитый директор тоже в известном смысле похож на нашего отца. Алан сказал мне, что не собирается писать автобиографию, а жаль — мне бы интересно было узнать, какой он видел собственную жизнь.

Что могу я сказать об Алане того времени? Это был тихий мальчик. Друзей почти не имел. Много читал. Спорт не любил. Думается, он уже тогда по большей части жил в воображаемом мире, хотя сочинительством занялся много позже. Ему нравилось придумывать игры. Во время школьных каникул, которые мы проводили вместе, мы были шпионами, солдатами, первооткрывателями, сыщиками... Сегодня мы рыскали по школе в поисках привидений, а завтра откапывали клады. Алан всегда был полон энергии. Никакие обстоятельства не смогли бы заставить его отступить.

Я сказала, что он еще не писал, но уже в возрасте двенадцатитринадцати лет обожал играть в слова. Он изобретал шифры. Придумывал довольно сложные анаграммы. Составлял кроссворды. На одиннадцатый мой день рождения брат подарил мне кроссворд, где ключевыми словами были мое имя, имена моих друзей и все, что я делала. Это было чудесно! Иногда он оставлял для меня книгу, где под некоторыми буквами стояли маленькие точки. Если сложить такие буквы, получалось тайное послание. Или мог послать мне акростих. Алан мог сочинить записку, выглядевшую совершенно обычной в глазах родителей, но, если взять первую букву в каждом предложении, снова получалось сообщение, понятное только нам двоим. Еще он любил акронимы. К матери он ласково обращался «МАМ», что на самом деле означало: «Моя адская мамочка». А отца уважительно называл «ШЕФ», что расшифровывалось как: «Школы единственный фюрер». Вам это все может показаться немного детским, но мы ведь и были детьми, и это меня веселило. Из-за условий, в которых нам приходилось расти, мы привыкли к скрытности. Мы боялись сказать что-нибудь, любое выраженное мнение могло навлечь беду. Алан изобретал множество способов выразить отношение к чему-либо, понятному только ему и мне. Он использовал язык как место, где мы могли спрятаться.

Для каждого из нас пребывание в Чорли-Холле закончилось по-разному.

Алан уехал, когда ему было тринадцать, а потом, пару лет спустя, с отцом случился обширный инсульт, оставивший его полупаралитиком. Тут его власти над нами пришел конец. Алан перешел в школу Сент-Олбанса, где ему нравилось гораздо больше. У него был учитель английского по имени Стивен Паунд, которого он любил. Я спросила однажды, не он ли послужил прообразом Аттикуса Пюнда, но Алан рассмеялся и сказал, что между этими двумя нет никакой связи. Так или иначе, вскоре стало ясно, что карьера брата лежит в сфере книг. Он начал писать рассказы и стихи. В шестом классе сочинил школьную пьесу.

Начиная с того времени, мы с ним виделись все реже, и насколько понимаю, во многих смыслах отдалились. Когда мы жили вместе, то были близки, но теперь у каждого была своя, личная судьба. Окончив школу, Алан поступил в Университет Лидса, я же нигде больше не училась. Родители были против этого. Я пошла работать в регистратуру полицейского отделения в Сент-Олбансе, вышла в итоге замуж за офицера полиции и переехала в Ипсуич. Отец умер, когда мне было двадцать восемь лет. Ближе к концу он оказался прикован к постели и нуждался в постоянном уходе, и я думаю, что мать была рада, когда пришел его последний час. У него было оформлено страхование жизни, поэтому мать оказалась обеспечена. Она еще жива, хотя мы сто лет не виделись. Она переехала обратно в Дартмут, где родилась.

Но вернемся к Алану. В Университете Лидса он изучал английскую литературу, а потом переехал в Лондон и пошел работать в рекламное агентство, как делали тогда многие молодые люди, особенно выпускники гуманитарных факультетов. Работал он в агентстве «Аллен Брейди и Марш». Насколько я понимаю, это было для него чудесное время: работа не слишком тяжелая, деньги хорошие, множество вечеринок. Шли восьмидесятые, и рекламный бизнес процветал. Алан работал копирайтером, и именно ему принадлежит знаменитый слоган: «Удивительные эксклюзивные любимые лакомками сосиски». Это был еще один его акростих. Первые буквы слов складывались в название бренда. Мой брат снимал квартиру в Ноттинг-Хилле и, хотите верьте, хотите нет, не знал отбоя от подружек.

Рекламной деятельностью Алан занимался до 1995 года, но за год до своего тридцатилетия удивил меня, объявив, что ушел из агентства и записался в Университете Восточной Англии на двухгодичные курсы по литературному творчеству. Он пригласил меня в Лондон специально для того, чтобы сообщить об этом. Брат отвел меня в ресторан «Кеттнер», заказал шампанского и выплеснул на меня все новости. Кадзуо Исигуро и Иэн Макьюэн оба прошли через Восточную Англию. Оба издаются. Макьюэна даже номинировали на Букеровскую премию! Алан подал документы и хотя не ожидал, что его примут, но это случилось. Для поступления туда требовалось подать письменное заявление, представить портфолио творческих работ и пройти строгое собеседование с двумя преподавателями факультета. Никогда я не видела его более счастливым и оживленным. Он как будто обрел себя, и только тут я осознала, насколько важно для него стать писателем. Брат сказал, что у него будет два года, чтобы под руководством наставников написать роман в восемьдесят тысяч слов, и что университет имеет плотный контакт с издательствами и это может серьезно помочь. Идея для романа у него уже есть. Он хочет написать про космическую гонку с английской точки зрения. «Мир становится все меньше и меньше, — сказал Алан. — И одновременно с ним уменьшаемся мы». Именно это ему хотелось исследовать. Главным героем должен был стать британский астронавт, так никогда и не покидавший Земли. Книга называлась «Посмотри на звезды».