Катрина Лено - Не упусти [litres]

– Тебе нечего сказать?

– А что ты хочешь от меня услышать, Сорока? Я не буду умолять тебя его вернуть. Это так не работает.

– Может быть, здесь это так и работает, – возразила Маргарет.

В глазах Эллисон загорелись маленькие огоньки – крохотный проблеск надежды.

– Неужели? – спросила она.

– Нет, прости, – ответила Сорока, наслаждаясь тем, как опустились плечи Эллисон, как она закрыла лицо руками, как покраснели ее щеки и покрылись пятнами, когда она убрала руки.

– Ненавижу тебя, – сказала Эллисон, и слова вышли криком, хоть и были не громче шепота. – Я всегда тебя ненавидела. С той минуты, как встретила. Знаешь, в чем твоя проблема, Сорока? Ты была одержима мной. Поначалу было забавно с тобой дружить – ты исполняла практически все, что я просила. Это как иметь личную группу поддержки. Но довольно скоро это стало просто противно .

– Пытаешься задеть мои чувства?

– Как будто у тебя есть чувства, которые можно задеть, – парировала Эллисон. С минуту они просто смотрели друг на друга.

И тут – совершенно ни с того ни с сего – Сорока поняла, что Эллисон начала плакать.

– Черт, – сказала она, вытирая щеки дрожащими руками. – Ты убила его?

– Он заслужил то, что получил, – сказала Сорока.

– Потому что был моим, а не твоим? Потому что я бы тысячу раз предпочла его тебе? Потому что однажды он заставил тебя сосать его член на вечеринке?

Сорока так сильно прикусила нижнюю губу, что перед глазами поплыли белые точки.

– Что ты сказала? – спросила она.

– Думаешь, я обрадовалась , что мой парень сунул член тебе в рот, Сорока? Естественно, нет. Но неужели из-за этого надо было его убивать?

– Ты сказала…

– Да знаю я, что сказала. Я говорила, что не верю тебе, да? Говорила, что ты дерьмовая подруга, которая пыталась увести у меня парня, да? Не смеши меня, Сорока. Хотела бы я, чтобы ты была мне настолько интересна, чтобы до такого докатиться.

Маргарет слышала шум океана у себя в ушах, и на мгновение ей показалось, что вода подобралась так близко, что теперь волны эхом отдаются в ней самой, но нет. Это шумела ее собственная кровь, густая и горячая, пульсировавшая по венам.

– Ты знала, что он со мной сделал и…

– Ну хватит уже, Сорока. Если бы у меня был доллар за каждого парня, который совал член мне в рот, не спросив, я бы уже была офигеть как богата, и мне не нужны были деньги с лошадей Брэндона Фиппа. Так что да. Мне бы чертовски хотелось, чтобы ты не убивала моего парня, но не столько из‐за того, что я его сильно любила, а потому, что ты разрушила все мои планы на жизнь.

Эллисон перестала плакать, и ее лицо уже было не такое красное, но руки по-прежнему дрожали. Лишь теперь Сорока поняла, что они дрожали не от печали, а от гнева – того, который наполнял тело Эллисон с самого момента ее зачатия.

Надо же.

И подумать только, Сороке когда-то нравилась эта девушка.

Перед ней стояла бедная, злая девчонка в очень короткой юбке и лифчике, который едва не выталкивал грудь из футболки. Сердитая, потерянная девчонка, которая научила Сороку, как наносить блеск для губ и не слизывать его, как надевать презерватив на банан, как заплетать волосы, и как вести себя так, как будто тебе нет дела ни до чего на свете. Сорока думала, что эта последняя часть была трюком, очередной уловкой, которой Эллисон Леффертс цепляла парней, но это было совсем не так. Эллисон действительно не заботило ничто на свете.

Было приятно наконец-то это узнать.

Но не настолько приятно, чтобы взять и передумать, но все равно. Прелесть была в том, что Эллисон погибнет именно такой, какой была при жизни: бешеной безжалостной сукой.

Сорока наблюдала, как далекая фигура открыла ворота, которые защищали крохотный городок Близкий от посягательств моря. Ей пришлось пройти несколько футов по щиколотку воды, прежде чем начался склон, и она снова оказалась на холме, послушно тащась к Сороке и Эллисон.

– Если ты не против, я бы хотела попасть домой, – сказала Эллисон. Но это было больше похоже на требование. Она скрестила руки на груди, и краем глаза Сорока увидела, как фигура у подножия холма остановилась, не зная, что ей делать.

– Домой? – повторила Сорока. – К сожалению, я вынуждена тебе сообщить, что это недопустимо.

– Ты что, пытаешься мне угрожать? – Эллисон фыркнула. – Обхохочешься.

Она нетерпеливо огляделась.

– Нас сюда привела дверь, так что я предполагаю, что та же самая дверь выведет нас обратно.

– Я же сказала, что это недопустимо.

– Серьезно, Сорока, ты собираешься меня убить?

Начались гляделки.

МаргаретСорока моргнула первой.

Эллисон снова осмотрелась и остановила взгляд на чем-то, что было в стороне от Сороки. Маргарет тоже это увидела: тонкий контур двери, которую Сорока нарисовала в спальне Брэндона. Должно быть, она забыла закрыть ее за собой, потому что сквозь нее мерцая, как дрожавший от жары воздух, виднелись очертания спальни Брэндона Фиппа – не застеленная кровать, одежда, лежавшая кучей перед тумбочкой, комод, на который кто-то поставил фотографию в рамке, где он с Эллисон смеется, пока они вместе едят рожок с мороженым (может, это подарок от Эллисон?).

Сорока сделала шаг вперед, преграждая ей путь, но она стояла слишком далеко, чтобы дотянуться и закрыть дверь. Кроме того, Эллисон увидела сарай Близкого и его дверной проем, который приведет ее на задний двор Сороки. В тихую ночь Дали, наполненную стрекотом сверчков. В свет луны на неподвижных водах надземного бассейна. К плавучему кругу в форме лебедя, который теперь стал бесполезен из-за тысячи порезов от лезвия бритвы.

Фигура у подножия холма так и стояла неподвижно, и Сорока чувствовала, как что-то внутри нее тоже застряло, как шестеренка, которая перестала вращаться от грязи и долгих лет плохого ухода, потому что ее как следует не чистили, кормили макаронами с сыром над кухонной раковиной, пока мать рвало в ванной.

– Ты была моей лучшей подругой, – прошептала Сорока.

Эллисон закатила глаза:

– Серьезно? Назови хоть три вещи, которые бы нас объединяли, Сорока. Ты как пиявка. Или та зверюшка, которая сигает за друзьями со скалы…

– Лемминг, – прошептала Маргарет.

– Сначала Эрин… В смысле, боже мой, она же на шесть лет старше тебя, а ты ждала, что она останется твоей лучшей подругой, будет с тобой тусить и повсюду брать с собой. Потом была я, а теперь кто? Клэр Браун? Бен? – Эллисон снова закатила глаза и на этот раз рассмеялась от души. – Я вижу, как ты сидишь с ними на обеде. Совсем скатилась, Сорока. По крайней мере, теперь у тебя есть хороший шанс, что ты кому-то понравишься в ответ. Только жаль, что они неудачники.

– Я тебе не верю, – ответила Маргарет. – Я не верю тебе – мы были подругами много лет, Эллисон, и ты говоришь…