Ингар Йонсруд - Калипсо

– Номер зарегистрирован по адресу на Рейхвейнсгате.

Эта квартира, должно быть, была одной из самых маленьких из тех, что есть в столетних домах в Рюселекка, в нескольких шагах от Дворцового парка. Андреас вернулся в участок. В застоявшемся воздухе парила пыль. В гостиной Кафа и Фредрик узнали тот самый белый диван с фотографии с подушками в форме сердец. Под журнальным столиком из пары ярко-белых кроссовок торчали розовые хлопковые носки, а на подоконнике сидели безмолвные фарфоровые куклы и смотрели на них. Другой жизни тут не было.

Пузырьки с парфюмом между кукол напомнили Фредрику о чувстве, которое у него вспыхнуло, когда консьерж только открыл дверь. Аромат духов молодой девушки, абрикоса и ванили, похожий на тот, каким пару лет назад пользовалась его дочь София. И еще один, более резкий запах. Солено-кислый запах женской плоти.

– Тут стоит сумка, – раздался голос Кафы из крошечной спальни. Фредрик подошел и встал в дверях. На полу лежал перьевой матрас, а стены были обклеены вырезками из туристических каталогов и газетных статей о Таиланде.

Кафа расстегнула молнию на сумке. В ней лежала одежда. Обувь, несколько предметов туалета и красный паспорт с тиснением Гаруды, солнечного орла. Мифологического существа, которое, согласно учению буддистов, может лететь быстро, как мысль. В паспорте лежала тонкая стопка тысячных купюр. И фотография девочки лет десяти.

– Никаких билетов, – протянула Кафа, – Но у нее явно были планы.

– И мечты, – пробормотал Фредрик и прошел обратно к окну в гостиной.

Некоторое время он просто стоял и смотрел в окно. Пожелтевшие листья кленов вмерзли в сугробы по обочинам расчищенной улицы. Он думал о жившей здесь девушке. О пляжах, пальмах и кишащей жизни Бангкока. Подобно Гаруде Лин стремилась к своим путешествиям со скоростью мысли. Подобно листьям она крепко примерзла здесь.

Философские размышления Фредрика прервал стук в дверь. Снаружи стояла молодая женщина с кольцом в носу. Гладко зачесанные волосы покрашены в серый цвет, что по непонятным Фредрику причинам теперь считалось модным. В руках у нее была картонная коробка.

– Ой. Извините. Дверь была приоткрыта. – Она окинула следователей подозрительным взглядом. – Я думала, это Лин.

– Вы знаете Лин?

Она сделала шаг назад.

– Кто вы такие? Что вы здесь делаете?

Они показали вошедшей свои удостоверения, и та, скептически осмотрев их, немного успокоилась, поняв, что едва ли следователи пришли сюда за услугами Лин.

– Я не знаю Лин, по крайней мере, не очень хорошо. Я живу напротив. Случается, что … я помогла ей однажды в беде. После мы немного поболтали. Она иногда приглашает меня на чашечку чая. Но этот… парень, который пасет ее, не особо заинтересован в появлении у нее друзей. И она его слушается.

– Пасет? – спросила Кафа, роясь в сумке. – Вы имеете в виду ее сутенер? Вот этот?

Она показала арестантские фотографии Каина.

– Да, он. Как по мне, так он кретин. Но Лин утверждает, что он не так и плох. Это зависит от того, с чем сравнивать.

– Ведь вы… – начал Фредрик. – Вы не из той же сферы?

Она посмотрела на него застывшим взглядом.

– Из той же, что он или она? Нет. Я изучаю юриспруденцию.

– Хорошо, – сказал Фредрик. – Отлично.

Кафа чуть толкнула его в сторону.

– Вы сказали, она попала в беду. В какую беду? Это связано с этим парнем? Он был жесток с ней? – Она помахала фотографией.

Девушка тихо простонала.

– Он был в беде. Что-то произошло с его родственником, мне кажется. Он… – она кивнула в сторону фотографии, – … боялся, что что-то угрожает Лин. Поэтому она ночевала у меня несколько дней.

– С родственником?

Студентка юрфака вероятно заметила взгляд, которым обменялись Фредрик с Кафой, и мгновенно покачала головой.

– С мужчиной. Но он никогда не приходил сюда. По крайней мере, я не видела его. Лин ни слова о нем не хотела говорить.

Фредрик недовольно хмыкнул.

– А это? – спросил он, положив руку на коробку.

– Заходила какая-то женщина. Мне кажется, из приюта. Видимо, Лин оставила там свои вещи.

– Отлично, – сказал Фредрик. – Мы заберем это.

Кафа объяснила девушке, что той незачем беспокоиться о Лин, но прозвучало это неубедительно. Фредрик поставил коробку на журнальный столик и разорвал скотч. От увиденного содержимого у него сердце упало в пятки.

– Кафа…

Он дождался, пока она подойдет к нему, и стал медленно доставать из коробки немногочисленные предметы. Пару туфель на высоких каблуках с узкими ремешками. Темно-красный, изрезанный в клочья корсет. Бурые оттенки красного вокруг прорезей разрезов походили на кровь. И резиновый член, накрепко вмонтированный во что-то, напоминающее антикварный пояс. Черно-коричневая кожа обтрепана, и, видимо, кожаные ремни надо было надевать на внутреннюю сторону бедер – они были не толще пеньковой веревки. Из члена были вырезаны большие глубокие фрагменты. В таком виде он, скорее, напоминал тотемный столб.

На дне коробки лежал снимок, сделанный полароидом. На нем была Лин, облаченная в этот гротескный костюм, стоящая на фоне песочного цвета стены из кирпича. На шее у нее висело рубиново-красное украшение.

– Ребенок может ненавидеть своего отца и одновременно любить его.

Милла Мадсен дала Фредрику чашку кофе и провела к столику в глубине маленького кафе. Завтрак только что закончился, и шлюхи снова вылезли на улицу, наркоши начали думать, как заполнить пустеющее после утренней дозы пространство, и в помещении остались сидеть только несколько толстых женщин, попрошаек из Румынии, и их тощие мужики.

Загрузив последние подносы со стаканами и тарелками в посудомойку, высокая полная женщина коснулась языком между большим и указательным пальцами и потушила свечи на прилавке с раздачей. Все, кроме двух. Одну она поставила на стол к румынам, вторую перед Фредриком. После чего заняла место прямо напротив него.

– Елена и Александру, – сказала она, рассеянно взглянув на пожилую пару. – Они уже три года попрошайничают здесь, в городе. Приезжают ранней весной и уезжают поздней осенью. В этом году они решили остаться аж до самого Рождества. Потому что норвежцы особенно щедры в декабре. По крайней мере, так они слышали.

Фредрик сделал глоток. Кофе оказался необычайно хорош.

– У них четверо детей, три девочки и мальчик, они живут у бабушки с дедушкой в Тыргу-Жиу, городе, откуда они родом. Без мелочи, которую мы им бросаем, у них не было бы возможности отправлять своих детей в школу.

– Так они говорят, по крайней мере, – заметил Фредрик.

Милла Мадсен довольно неплохо сумела скрыть свое огорчение.

– Да. Мы ведь не были там и не проверяли. Но вообще я не это хотела сказать.