Лори Фариа Столарц - История Джейн N [litres]

Энджи наклоняется потрепать Отвагу по холке.

– Я знала, что именно ты ее перевоспитаешь.

Я вывожу Отвагу на улицу. Приюту повезло, что у него есть двор приличных размеров. Собаки бегают вокруг ямы, которая когда-то была большим кирпичным патио. Я отпускаю Отвагу на свободу. Раскрыв пасть, она нарезает круг за кругом; лишь примерно сотню заходов спустя собака останавливается пометить территорию, сделать ее своим домом.

Я сажусь на скамейку и нажимаю на проигрывателе кнопку воспроизведения. Голос Джиджи поет о жизни, которая изменилась до неузнаваемости. Представляю, будто она имеет в виду мою.

Несколько мгновений спустя Отвага идет в мою сторону, но задерживается в метре от меня. Ее широко раскрытые глаза мигают, и она нюхает воздух, словно чувствуя остатки лакомства в моем кармане. Я протягиваю руку, и Отвага слизывает крошки с пальцев, а потом снова убегает. Мы продолжаем эту игру, пока собака наконец не ложится у моих ног.

Я наклоняюсь к ней, чешу за ушами. Отвага кладет голову мне на колени, позволяя пристегнуть поводок, и соглашается остаться ради любви, даже если для этого придется жить в клетке.

Позже, после смены, я натыкаюсь у стойки регистрации на Джека. Он записывается для посещения.

– Привет, – здоровается Джек, заметив меня.

– Что ты здесь делаешь?

– А сама как думаешь? – Он кладет ручку. – Хочу завести домашнее животное.

– У твоей мамы аллергия на всех четвероногих существ.

– Я думал, ты знаешь какое-нибудь двуногое, которое я могу привести домой.

– Ну да. – Я улыбаюсь, чувствуя, как горит лицо.

– Твоя мама сказала, что ты здесь, – объясняет он. – Я надеялся, что мы сможем пообедать вместе.

– Конечно, – говорю я, хотя чутье подсказывает мне не делать этого.

Мы выходим на улицу, и Джек ведет нас к своему джипу. Я узнаю брелок в виде орлиных крыльев, болтающийся на зеркале заднего вида. Джек однажды сказал мне, что они символизируют безопасное путешествие, что амулет – подарок от деда, пилота ВВС, который большую часть своей жизни провел в небе.

Я останавливаюсь у переднего бампера, думая обо всех ночах, которые мы с Джеком провели в этом джипе, как ездили и болтали, пока окна не запотевали. Я знаю, что внутри совершенно безопасно, но не хочу чувствовать себя в клетке.

– Не возражаешь, если мы прогуляемся? – спрашиваю я.

– Вовсе нет, – говорит Джек. – В любом случае на Мейн-стрит не припаркуешься.

По пути в центр мы проходим мимо дома Шелли. Ее машина стоит на подъездной дорожке. Я смотрю в окно ее спальни, вспоминаю марафоны «Монополии», палаточный лагерь прямо в доме и то, как подруга утешала меня, когда я расстроилась, не попав в Почетный клуб (что сейчас кажется таким незначительным).

– Ты последнее время редко видишься с Шелли? – Джек следит за моим взглядом.

– С чего ты взял?

– Да так, слухи ходят. Не хочешь поделиться?

– Это сложно объяснить.

– Испытай меня.

– Даже если это не кажется логичным?

– На мой взгляд, логику сильно переоценивают.

– Ладно. Что ж, я знаю, что Шелли меня любит, что она всегда желала мне только самого лучшего… но отчасти она у меня все еще ассоциируется с тем днем.

– Не так уж нелогично, как тебе кажется.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что понимаю. По крайней мере, на каком-то уровне. После смерти Бекки прошло некоторое время, прежде чем я смог хотя бы взглянуть на свою тетю. В ту ночь она была за рулем машины. И логически, да, я знал, что это не ее вина. Водитель грузовика заснул за рулем, наехал на них. Но это не помешало мне винить тетю. Почему она выжила? Почему Бекки должна была умереть?

– Тебе удалось простить тетю?

– Да, но это произошло не в одночасье. И мой мозг подбрасывал всевозможные вопросы: что случилось бы, сверни тетя, чтобы спасти мою сестру? Действительно ли она интуитивно повернула руль, чтобы защитить себя? Но в конце концов эти голоса утихли, и я смог признать, что на самом деле в случившемся никто не виноват.

– Кроме дальнобойщика.

– Да, но даже он… В смысле, кто знает? Может, его заставили работать двойную смену. Может, он не спал несколько дней, потому что у него были свои проблемы… Я не мог полагаться на вину; это лишь все усложняло. Жить без сестры и так было тяжело.

– Ого, – говорю я, на мгновение останавливаясь и поворачиваясь к нему лицом. – Ты действительно… переосмыслил жизнь.

– Надеюсь, в хорошем смысле… а не так, чтобы от этого тошнило.

– Ничего подобного. Возможно, ты единственный, кто меня понимает.

В глазах Джека появляется полуулыбка.

– Что ж, тогда обращайся, если надумаешь поговорить. Просто дай себе передохнуть. Все твое доверие пошло прахом. Восстановление займет какое-то время.

– Сколько же?

Джек поворачивается и срывает с земли одуванчик. Белые пушинки колышутся на ветру.

– Загадай желание, но не что-то грандиозное вроде окончить школу или вернуться к нормальной жизни. Пожелай чего-то реально достижимого в течение следующих шестидесяти минут.

– Что-нибудь вроде энчилады со шпинатом?

– В точку. Я слышал, «Каса Абуэла» получила отличный отзыв в журнале. Что скажешь, пойдем, оценим?

Я дую на пушинки одуванчика. Они парят над нашими головами, точно крошечные пузыри мыслей. Если бы я только знала, что за слова прячутся внутри них.

– А что будет через шестьдесят минут?

– Никто не знает. Нам всем нужно просто подождать.

– Как долго ты готов ждать?

– Не беспокойся обо мне. Я просто хочу быть в твоей жизни, где бы ты ни выделила мне место. – Он срывает еще один одуванчик и сдувает все пушинки.

– Я уже говорила, как благодарна тебе за дружбу? Мне действительно повезло.

– Удача тут ни при чем. Я дружу только с исключительными людьми.

– Как ты можешь такое говорить?

– Забыла, кто оказался рядом после того, как я сломал руку в четвертом классе, играя в Тарзана? Кто вызвался сидеть со мной в зале и потом на перемене, пока рука заживала? Кто приходил ко мне домой и часами играл со мной в морской бой после смерти Бекки? Кто помог мне сдать на первом курсе биологию, невзирая на старания жуткого мистера Уэббера? И не спал со мной до четырех утра, после того как Дарла разослала всему седьмому классу нашу с ней любовную переписку?

– Ладно, я поняла.

– Это была ты. Каждый раз. Не забывай об этом. А теперь идем за энчиладами?

– Пошли. – Я улыбаюсь. И на мгновение, пока мы идем по улице с моей любимой пекарней и независимым книжным магазином, где я раньше делала покупки, я чувствую себя собакой, которую наконец спустили с поводка и которая начинает заново узнавать жизнь.

Я не могу заснуть. Воспоминания ползут по коже, как пауки: они есть, но я не всегда их осознаю. Только когда замечаю какое-то, мне хочется его отбросить.