Лори Фариа Столарц - История Джейн N [litres]

Лежу в постели, слушаю Джиджи Гарви. И вспоминаю.

Тот день.

Это было летом после восьмого класса. Я пошла на пляж с друзьями – не хорошими друзьями (вроде Шелли), а девушками, с которыми хотела сойтись. Солнце быстро садилось, и у этих девушек имелись другие планы. Марло встречалась с мальчиком. Сеси ждала, когда ее заберет парень; он водил машину. А Люси пыталась убедить какого-то типа из закусочной прокатить ее на его новом мопеде.

– А как же ужин? – спросила их я.

Когда Сеси написала мне в тот день, то обещала ужин и плавание. Но очевидно, девчонки надо мной подшутили, потому что я была единственной голодной и в купальнике.

– Может, в другой раз, – сказала Марло. – О, и если моя мама тебе позвонит – а она может, – просто скажи ей, что я в воде, а затем напиши мне, и я ее наберу.

– То же и для меня. – Сеси засмеялась. – Моя мама полностью тебе доверяет, поэтому проглотит все, что ты скажешь.

Отдав мне эти приказания, окрестив меня своим новым лучшим другом и обеспечив себе алиби, они бросили меня там.

Но на самом деле я была не одна. Рядом маячил какой-то парень, сидел чуть поодаль и пил кофе со льдом. Он был милым, очень милым. Мальчик из колледжа с волнистыми каштановыми волосами и загорелой кожей. Он пару раз смотрел в мою сторону, пока Сеси и остальные разговаривали. В какой-то момент даже послал мне понимающую ухмылку, мол, тоже понял, что эти девушки были эгоцентричными стервами, а я заслуживаю намного лучшего. И, надо признать, его внимание помогло мне почувствовать себя не так плохо.

Однако как только девочки ушли, все изменилось. Небо потемнело. Пляж опустел. Зачем я там осталась сидеть? И, что еще важнее, почему этот парень тоже задержался?

– Тяжелая ночь? – спросил он, когда я собирала свои вещи.

Я неловко ухмыльнулась ему и внезапно очень захотела уйти. Запихнула в сумку ключи, пляжное полотенце, фрисби и баллончик со спреем от насекомых, сунула ноги в шлепанцы.

Я пошла через парковку, чувствуя, как парень наблюдает за мной – как его взгляд скользит по моей коже. Я вытащила телефон и набрала Шелли.

Она сразу взяла трубку.

– Привет.

– Можешь говорить?

– Все нормально?

– Я просто немного напугана. Иду домой одна.

– Почему?

– Ты была права насчет Марло и ее клонов. Они просто бросили меня.

– Ух, извини. Хочешь, я попрошу маму приехать за тобой?

– Нет, все хорошо. Я всего в двух шагах от своего дома.

Шелли немного меня развеселила, рассказав, как у Кенни пошла кровь из носа на уроке математики, и он попросил Марло поделиться с ним ватой из ее лифчика (к унижению последней).

Когда я наконец добралась до дома, то больше не вспоминала об инциденте на пляже – образ всплыл только сейчас.

Сажусь в постели и хватаю телефон, чтобы отправить Шелли сообщение:

Я: Привет.

Я: Мне нужно сказать тебе пару вещей…

Я: Во-первых, спасибо, что ты всегда рядом.

Я: Во-вторых, пока я была в плену, то воображала, что ты со мной.

Я: Знаю, звучит бредово, но я разговаривала с тобой, ела с тобой. Держала тебя все время в голове. Иначе вряд ли бы справилась.

Я: Твоя дружба всегда очень много для меня значила. Знаю, мы последнее время не очень ладили. Но надеюсь, что однажды все снова станет хорошо.

Я: Мне просто нужно время и пространство, и я надеюсь, что, когда буду готова, ты еще захочешь со мной общаться.

Нажимаю «Отправить» и снова кладу телефон на ночной столик, но он сразу вибрирует. Шелли отвечает:

Шелли:!!!!

Шелли: Так приятно тебя слышать!!!

Шелли: Я рада, что смогла условно быть с тобой там. Это очень много для меня значит – что мысли о нашей дружбе помогали тебе чувствовать себя не так одиноко…

Шелли: И просто чтобы ты знала – я всегда буду рядом – днем или ночью, сейчас или через 50 лет. Просто смирись. Я люблю тебя как сестру – сейчас и всегда. Хoxoxo

Я кладу трубку и прибавляю громкость на плеере. Джиджи Гарви поет об утраченной невинности. Я почти уверена, что она имеет в виду ушедшую любовь, но все же слова кажутся подходящими. Я никогда не стану для Шелли той же подругой, что и ДТКМП. Но, может, и не надо. Может, этого достаточно.

Все еще не могу заснуть – даже несколько часов спустя, – поэтому иду по коридору и заглядываю в комнату родителей. Папа спит на раскладном диване. Кровать не заправлена и пуста.

На столе рядом с ним лежит раскрытая книга. Я подхожу ближе и освещаю фонариком телефона название: «Отец-неудачник». Он читает раздел под названием «Отсутствие».

Мамы нет. Я спускаюсь вниз и вижу, что она сидит в гостиной с моей куклой на коленях. Полная луна льется сквозь оконное стекло, окутывая маму светом.

Я прочищаю горло, чтобы привлечь ее внимание.

Она удивленно поднимает голову и сжимает ногу Пэмми.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

– Не могла заснуть.

– Папа слишком много ворочался? Я видела его на диване.

Ей удается улыбнуться, но глаза не лгут.

– В последнее время у нас с твоим отцом совершенно разные графики. Иногда проще спать на разных кроватях, чтобы не беспокоить друг друга.

Я чувствую, как слезы текут по горлу в желудок; запускается цепная реакция, мой живот содрогается, горло сжимается, а верхняя губа дрожит – и не из-за очевидных проблем, с которыми сталкиваются мои родители, а больше потому, что, несмотря на собственное беспокойство, мама все равно пытается меня защитить.

Я отворачиваюсь, чтобы она не видела моего лица, пытаюсь защитить ее в ответ.

– Ты все еще общаешься с доктором Уайт?

– Да, и папа собирается начать лечение. Хочешь назначить еще один сеанс?

– Думаю, я обращусь к другому человеку.

– Я его знаю?

– Давай поговорим об этом завтра? Я хотела лечь спать.

– Приготовить тебе сонный чай? Помнишь? Как в детстве…

Я помню. По ночам, когда я верила, что под моей кроватью живут вампиры и гоблины, мама заваривала волшебный чай, и я погружалась в блаженный сон.

– Ты сидела у моей кровати, пока я не засыпала.

Мама прижимает к себе Пэмми и целует ее в макушку.

– Сможешь сделать так сейчас? – спрашиваю я. – Посидишь у моей кровати, пока я не засну?

Мама поднимает глаза, словно проверяет, правильно ли меня расслышала. Когда я ничего больше не добавляю, ее глаза наполняются слезами.

Она встает, усаживает Пэмми на стул, все еще колеблясь, все еще не до конца веря. Затем прижимает руку к дыре, где было ее сердце.

Мы идем наверх. Мама ложится рядом со мной на моей кровати. Мгновение спустя я замечаю в постели коробку с пирожными, а также прислоненный к моему изголовью кусок гипсокартона – тот самый, с метками. Мама не говорит о них ни слова, я тоже. Мы просто лежим лицом друг к другу, как подставки для книг с подборкой трудов о самопомощи между нами.