Павел Давыденко - Ученица

— Ну да. Может, заранее уехала куда-нибудь. У нас с ней один парень встречался из класса… Артур Давыдов. Интересно, его уже допрашивали? Может, он что-нибудь знает. Он раньше сам хулиганом был, а в последние полгода типа встал на путь исправления. Я вот думаю, а что если он маньяк и есть? Они ведь такие, — Воскобойникова окинула взглядом преподавателя и покрутила пальчиками. — Строят из себя хороших, а на самом деле — нет. Втираются в доверие, а потом убивают. Ой, я вам тут рассказываю такое, извините!

Воскобойникова наклонилась, потом бросила взгляд на заднее сиденье. Преподаватель почему-то в этом движении уловил тревогу и посмотрел в зеркало. В отражении он увидел всякое барахло позади и дипломат. Во рту внезапно пересохло, и странное предчувствие пощекотало вспотевшую спину. Он отлепился от спинки кресла и кашлянув, заговорил:

— Что ты, наоборот, хорошо. Мне же надо вникнуть, я новенький своего рода. Преподаватели тоже рассказывают, но… ученики всегда друг о друге знают больше. Правда, обвинять вот так молодого человека не стоит. Хотя… всякое бывает, ты права.

В тоне историка проскользнули заискивающие, чуть ли не подхалимские нотки, причем говорил он так неосознанно, как будто что-то заставляло его — инстинкт? Разумом преподаватель мог найти тысячу причин, по которой девчонка будет смущаться в компании взрослого мужчины, тем более преподавателя. Уж не оставил ли он на заднем сиденье что-нибудь эдакое? А может, на полу валяется, а он не видит… Вроде бы, ничего постыдного или компрометирующего забыть не мог… Андрей Викторович уже жалел, что под колеса ему попала именно Воскобойникова, которая, видно, знатная сплетница.

А еще он вспомнил, как ученица глазела на него. Ни один урок не проходил без того, чтоб она не облизывала обильно смазанные блеском губы, не наклонялась за уроненной ручкой, не тянулась через парту, чтоб заглянуть в журнал, открывая взору вполне сформировавшиеся девичьи прелести.

Почему так выходит, Андрей Викторович понимал. Бороться с природой созревающих девушек еще бесполезнее, чем с хулиганами. Последних, по крайней мере, можно вышвырнуть из класса. Здесь же нужно просто отводить взгляд, делать вид, что не понимаешь намеки, отшучиваться, держать дистанцию.

Ведь не проведешь же инструктаж или беседу о том, в какой одежде ученицы должны посещать его уроки, как должны себя вести. Сразу заклеймят извращенцем, скажут, что ничего такого даже в мыслях не держали. И будут правы, потому что происходит все на инстинктивном уровне — позирование, и ответная реакция на него.

Теперь же Воскобойникова вполне освоилась в салоне «Опеля». Щебечет, ерзает по сиденью, и совсем не вспоминает о «чудовищной травме». Ерзает как-то уж слишком нарочито.

А, она же в лужу села, наверное, вымокла вся.

— Вам нравится работать в школе? — услышал Андрей Викторович в потоке ерунды. Остановившись на светофоре, он повернул голову и улыбнулся Воскобойниковой:

— Очень даже. Трудно объяснить, почему. Историю я люблю, мне интересно о ней рассказывать, даже если меня никто не слушает, — он усмехнулся. — Обществознанию сейчас уделяется мало времени, как и психологии, например. А мне кажется, что в нынешнем обществе эти два предмета куда важнее, чем, например, геометрия или математика. Ну, мое скромное мнение, если что.

— Слышала бы вас сейчас Дина Алексеевна! — захихикала Воскобойникова.

Он тоже улыбался, перестраиваясь в другой ряд. Дворники скрипнули, размазывая капли по стеклу. Рядом проревела облепленная коричневой «шубой» маршрутка. «Опель» съехал с кольца вправо и занял крайнюю полосу.

— Ну а хулиганы? Разве приятно выслушивать всякий бред каждый день? Я на вашем месте убила бы Шульгу. И других. У меня бы выдержки не хватило. Хотя, судя по вашему кулаку, сегодня вас довели.

— Как видишь, — историк смутился, но убрать куда-нибудь руку не мог. — Переклинило.

— До вас была учительница, Зинаидка… Зинаида Ивановна. Ее так доводили, что однажды она упала. И представьте, ребята продолжали ржать, а мы с девочками тут же к ней подскочили, а она без сознания лежит. Инфаркт — увезли ее. Она занижала оценки, кричала постоянно, но все равно — разве так можно с человеком?

— Мне вроде говорили, что до меня вела молоденькая учительница…

— А, ну она была вот, недавно, — слегка поморщилась Воскобойникова. — Мария Владимировна совсем немного проработала, а Зинаида Ивановна — всю жизнь в этой школе. Можете вот за тем поворотом меня высадить? А то вам дальше неудобно будет разворачиваться.

— Давай уж до подъезда довезу.

— Там просто выезжать с другой стороны…

— Ну ничего страшного. Или ты боишься, что я узнаю, где ты живешь?

— Да, очень боюсь! — засмеялась Воскобойникова. — Особенно если учесть, что в классном журнале есть все адреса и телефоны учеников.

Девчонка притихла, вытащила мобильник. Андрей Викторович поиграл желваками. Он не мог бы сказать почему, но его охватило странное предчувствие, которое уже бывало и раньше. Томительное волнение. Может, из-за рассказа о Зинаиде Ивановне, которую увезли с сердечным приступом. Может, из-за точеных ножек.

Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и тут же отвел взгляд. Воскобойникова ведет так себя специально, он просто не должен вестись на провокацию. Слишком широко раздвинула ноги, так что видны проступающие сквозь колготки трусики.

Просто молчи, больше ни слова. Вот уже и двор. Хриплым голосом историк спросил:

— Где-то здесь? Или дальше?

— Можно и здесь, — протянула чересчур томным голосом Воскобойникова. — Хотите тут?

— Если луж нет.

Она смотрела на него затуманенным взглядом, а потом тряхнула челкой:

— Луж? А… Кстати, я почти просохла у вас тут. Правда, креслу не завидую.

— Ничего, постираю чехол.

— Да. Чехол, — Воскобойникова хихикнула, щелкнул замок дверцы. — До свидания, Андрей Викторович.

Она выпорхнула из салона и захлопнула дверцу. Преподаватель поглядел девушке вслед: юбка в разводах и капельках грязи, как и курточка. Побарабанил пальцами по рулю — у него просто тяжелый день, вот и все.

И да, правильно сказала Воскобойникова: в классном журнале есть контактные данные учеников и их родителей.

Турка занял наблюдательный пост на четвертом этаже. На подоконнике воняла набитая бычками банка из-под «Нескафе». Он вспомнил, как они с Леной тут курили, как целовались. Раньше он и не подозревал, что влюблен в Конову так сильно. Вообще не размышлял об этом. А теперь каждое воспоминание болезненной иголкой вонзается в грудь, как будто он и не парень, а размазня какая-то.

На месте он усидеть не мог и вот услышал шаги на лестнице. Показался хмурый мужик с кустистыми бровями и пакетом из супермаркета. Он протопал мимо, зашел в квартиру и захлопнул дверь.