Павел Давыденко - Ученица

— Так что ты нашла? — нетерпеливо перебил Турка. Аня тем временем выудила сигарету, обхватила фильтр губами (Турка невольно отметил это и почувствовал знакомое шевеление в привычном месте) и принялась чиркать зажигалкой. Крохотный огонек заплясал на ветру, тут же потух. Турка приблизился к девушке, ощущая исходящий от нее запах тревоги и загадки. Ребята остановились и вдвоем заслонили зажигалку от февральской непогоды. Аня, наконец, подкурила.

— Хочешь тоже?

— Не, я ж бросил.

— Да-а? Так и не куришь? Молодец… Слушай, кажется, я нашла дневник. Коновой твоей. Возможно, в нем мы найдем ответы на некоторые вопросы. А может, не найдем. Кстати! Она что, Алена?

— А… Ну да. Она говорила. Но ее все Леной называли.

— Понятно. Тетка брякнула «Алена», а я ступор впала.

— Давай сюда дневник уже! — поторопил Турка, подпрыгивая и втягивая голову в плечи, чтоб хоть как-то защититься от холода. За время «спецоперации» температура как будто резко упала, да еще эти порывы ледяные. Ребята теперь уже не так спешили, и вспотевшего Турку бил озноб не только от холода.

Аня выпустила дым сквозь ноздри и прикусила губу.

— Слушай, не будем же мы здесь смотреть? Да и темно уже. Хочешь, ко мне рванем? Мама сегодня в ночную смену… Она и костюмер, и вахтер в этом театре. Разберемся, почитаем. Согреемся. Да и поедим. Ну?

— Спрашиваешь, — отстучал зубами Турка. — Погнали.

Они сидели в комнате Ани, Турка вертел в руках дневник Коновой. Рядом лежала отвертка и плоскогубцы, парень пытался поддеть замочек, сорвать его с обложки. На ковре стояла початая бутылка газировки, в кресле сопела трехцветная кошка, свернувшись калачиком.

— Надеюсь, Лена не обидится, когда мы ее найдем, — сказала Аня.

Турка продолжал корпеть над замком. Обидится, нет — какая разница? Сейчас главное открыть дневник, и если он поможет в поисках, то черт со всем остальным.

— У меня тоже такой был. В детстве записывала всякое. С феечками на обложке, а еще был с Наталией Орейро, но это в начальной школе. Что, никак?

— Щас… — прокряхтел Турка.

— У нас мальчишки таскали дневники, и один раз у меня украли так, но не смогли открыть.

Послышался треск, одна часть замка оторвалась. Турка схватил дневник за обложку, как будто рвал птице крылья в разные стороны. Опять треск, картон чуть смялся и замок вылез из него с «мясом». Турка не знал, что они найдут внутри, поможет ли дневник поискам, но его подстегивал лихорадочный азарт, и парень пытался чуть успокоить себя, чтоб не испытать сильного разочарования, если в записях не окажется ничего значимого.

Во всяком случае, они найдут там много личного. Правильно ли вот так показывать грязное белье Ане, постороннему человеку?

«Разве она посторонняя? Даже если в дневнике ничего не будет такого, она сделала для поисков Лены куда больше, чем ты».

— Молодец, — прокомментировала девушка. — Теперь всем приготовиться к интересному чтиву. Давай сразу, с конца. Ну-ка…

Две головы склонились над листами в клеточку. Анины пальцы с бордовыми ноготками перелистывали странички. Турка вглядывался в почерк: он его совсем не знал, но буквы разборчивые, хоть и чересчур округлые, витиеватые.

Они пролистали дневник от начала к концу, почерк зримо менялся. Первая запись в дневнике была сделана аж семь лет назад, датировалась восьмым марта двухтысячного года. Наверное, дневник Коновой подарили в школе, на женский праздник. Турка, само собой не помнил, что там дарили тогда девчонкам. Зато в памяти всплыло, что мальчиков с Днем защитника Отечества особенно не поздравляли, а официальным выходным двадцать третье февраля стало, когда Турка учился в четвертом классе. Ему не повезло, не перескочил из третьего сразу в пятый, как некоторые.

Первая запись вполне разборчивая, у Турки сейчас почерк гораздо хуже. Пацан вспомнил, что в начальной школе у них были «Прописи», и он ненавидел обводить по точкам птичек, зверушек, по сто раз подряд писать одни и те же буквы.

«Привет дневник теперь я буду записывать в тебя самые-самые интересные моменты жизни ♥ ♥ ♥».

Собственно, до самого лета двухтысячного никаких записей не было. То ли Лена, как и многие дети, очень быстро охладела к новому занятию, то ли не происходило никаких «интересных моментов». Потом была запись про зоопарк:

«мы видели слонов и жирафов, они смешно живали траву, а еще там махал крыльями большой орел и я боялась что он меня унесет. Когда он махал, листья разлитались от ветра. Орел кушал мясо».

Турка читал и не чувствовал, как его губы раздвигает улыбка. Аня осторожно высвободила дневник из его пальцев и пролистала к концу:

— Надеюсь, тут не только ее детские каракульки, — пробормотала Аня. — Нам нужно что-то более серьезное… Так, вот… И про тебя есть уже, ближе к концу.

— Где? — к щекам Турки прилила кровь, он чуть не выхватил из рук Ани дневник.

— Я не читаю, не волнуйся. Сам потом изучишь… В конце у нас даже подписано декабрь, но никаких дат нет. — Ее ноготок уткнулся в строчку, вот, здесь:

«сама не знаю, что хочу от жизни. Разрывает и одновременно подтачивает изнутри что-то, и куда-то гонит. Постоянно одно и тоже — надоело. Хочется ехать, и смотреть на дорогу, и чтоб все время шел дождь, и чтоб капли текли по стеклу, вот как мои слезы сейчас. Хотя чего я плачу? Я люблю его, люблю. Он меня, наверное, тоже. Хотя какая разница? Тетю это не вернет. Наверное, мне на роду написано, не иметь близких. Если кто-то появится, то я обязательно его потеряю, ха. Если из моей жизни исчезнет Артур, то дальше ходить, дышать, говорить — нет смысла. Хочу уехать, хочу, чтоб все изменилось, но».

Когда он читал эти строчки, даже дыхание перехватывало, а в груди разливался жар. Турка услышал грустный голос Лены, увидел ее густо подведенные глаза. Аня толкнула его в бок:

— Ты чего там, уснул?

— А?

— Говорю, хорошо, что дневник не попал в руки доблестной милиции. Они бы просто сказали, что девушка суицидница. Никуда она не пропала, с моста прыгнула в реку и все.

— Тела не нашли же.

— Ага, не нашли. Она как будто не дописала. Может, помешали. Видишь, даже предложение оборвано. Надо изучить дневник пристальней.

— У меня уже голова кипит. Да и поздно уже, потом не доеду.

— Да подожди ты, голова кипит, — отмахнулась Аня. — Хочешь, оставь дневник мне… Нет, я понимаю, что там всякое, личное и так далее. Но… вот.

— Не знаю, чего хочу. Тебе-то самой охота возиться с этим?

— По крайней мере, мы знаем, что Лена не уехала…

— Почему же? Последняя запись как раз… вот такая, как вся Конова. И яснее ситуация не стала. Да и не станет, сколько не листай ты дневник, — покачал головой Турка. — Будут там сопли, как она меня любит и так далее. Или ты хочешь найти там такую запись типа: «уехала в Зажопинск. Если не приеду через неделю, ищите там». Так что ли?