Павел Давыденко - Ученица

— Знаете, почему Алина вас… ну, как это…

— Оговорила?

— Да, точно! Знаете, почему она вас оговорила?

— Догадываюсь.

— Воскобойникова и меня хотела втянуть.

— Ты выдумываешь, верно? Это опять развод какой-то?

— Нет, Андрей Викторович. Сейчас я серьезно. А тогда… Она как шутку подала все это. Вроде как весело. Ну я и решил рассказать. а потом думаю, как же вам сообщить, вдруг вас не отпустят…

— Ага, и поэтому решил подстеречь меня возле школы с какими-то амбалами. Так… Если ты что-то хочешь рассказать, то давай прямо. Ничего не понимаю.

— Да нет же… Мы в натуре гуляли. И машину вашу не трогали. Я не хочу стучать, но вы и сами можете догадаться, кто это сделал. Мы не вылавливали вас, а шлялись просто, говорю же. Это кенты мои из секции. А потом вижу, идете. Ну я и захотел пообщаться, а тут они же, и… Ну, типа надо было же как-то пацанов сплавить, не при них же разговаривать и все такое.

— Ясно.

Андрей Викторович плюхнулся за стол. Конечно, он понимал, почему Алина его оговорила. Посмотрел на связку ключей, перевел взгляд на Плотникова, а тот поднял перевернутый стул и сел на него верхом.

— Короче… Я не знаю, что там Алина задумала, но кажись у нее крыша поехала. Она мне наговорила и про заявление, и что вы ее домогались. Я бы поверил, если бы ее не знал. Мы общались раньше… ну, встречались, короче. Разбежались нормально… она со всеми, кто ей нужен, типа водит дружбу. Короче, сука — извините, что выражаюсь, но так оно и есть. Я тоже говнюк, понимаю, — Плотников хмыкнул, — но это… Мне просто скучно. Я не злой. И в тюрьму не собираюсь, у меня вон дядя оттуда. Рассказывал всякое. Вы это, ну простите, типа, — Плотников дернул плечом. — Я ж вижу, что вы прямой мужик. Я людей насквозь вижу. И лохов, и нормальных. Вы не очкуете, то есть, простите, не боитесь, я имею в виду. Всегда говорите то, что думаете. И вообще… Поэтому я и предупредить решил.

— Я далеко не всегда говорю то, что думаю.

— Ну, в общем… Я почему и решил вам рассказать. Ну и если будет от Воскобойниковой суета, мало ли, то я могу и показания дать тоже, как свидетель.

— Без тебя разберутся, — сказал Андрей Викторович. — Какая там суета? Ложь одна, и ничего. Отпустили же, видишь.

— Если хотите, я дяде передам насчет беседы с вами. Он подъедет, если нужно. Он у меня такой… крепкая рука. У меня отца нет, я вам тогда соврал. Меня дядя воспитывал, он мастер спорта по кикбоксингу. Затрещин насовать — первое дело в случае чего, — Плотников засмеялся. На шее у него остались пятна. — Связи есть, кстати, в милиции. Если вдруг что с Воскобойниковой закрутится — поможет.

— Вряд ли закрутится. Как бы ее на лечение не отправили, принудительное. Истерика потом случилась, говорят, после признаний.

— Она психичка. Вены резала… Махалась. Да я вам видео могу показать хоть сейчас! На телефоне есть, как она одну шала… девчонку бьет. Ей уже за одно это условку можно давать, не говоря уже про клевету на вас. Она только строит из себя святую. Плюс, Алинка на вас запала, по-любому. Постоянно пялится. И под машину она специально бросилась.

— Она и про это рассказала? — историк потер лоб.

— Ага.

— С чего такая доброта-то? У тебя, имею в виду.

Плотников облизнул губы, насупился. Потом заговорил, глядя под ноги:

— Потому что… шутить это одно. А сажать человека — это другое. Говорю же, у меня дядю так это самое, кинули. Ни за что закрыли. Там, правда, по-другому было, но сидел просто так. А мог бы чемпионом стать, он прямо офигенно махался, я записи смотрел. Потом вышел, маме помогал… Потом она умерла, я как раз в школу пошел. Он мог бы крутым спортсменом стать, если бы не посадили. Вот доучусь — и в дядин зал пойду, тренером-инструктором. Больше меня ничего не интересует.

В кабинете повисла тишина. Андрей Викторович щелкнул костяшками кулака.

— Спасибо тебе еще раз. А почему ты сам не хочешь стать спортсменом? Еще ведь не поздно.

— У меня нет такого уж таланта. Ездил по соревнованиям, выигрывал кое-что, а потом еще и травма. Колено больное у меня. Тренером быть круче, я считаю. Воспитывать, типа, легенд. Вы не благодарите, сочтемся. Ладно, я пойду?

Историк кивнул. Плотников постоял немного, пошел к выходу. В дверях столкнулся со сторожем.

— Вы чего тут так долго? — забухтел Яков Вячеславович. — Пять минут, пять минут!..

Турку кусал огромный комар. Он почему-то не пищал, а жужжал. Хоботок, тонкий как спица, втыкался в руку, в щеку. Вот в ухо вошел, углубился с треском и Турка вздрогнул. Проснулся, ему даже показалось, что вскрикнул. Экран мобильника тускло светился, Турка зевнул, протер глаза. В голове поселилась тяжесть, причем трудно было сообразить, который час — глубокая ночь или все-таки вечер.

Он взял телефон, посмотрел на дисплей. Номер незнакомый, и некто аж пять раз успел набрать. Пока Турка раздумывал, не перезвонить ли, телефон вновь завибрировал. «Так вот откуда жужжание комара», — мельком подумал Турка, отвечая на вызов.

— Кто это?! — ворвался в ухо визгливый женский голос. Турка поморщился, отдернув телефон от уха. — КТО?!

— Вы чего кричите? Вы мне звоните, вообще-то.

— Ах… ТЫ?! Ты… я тебя посажу! Что ты сделал с моим сыном?! ГДЕ ОН?

— Да пошла ты, — буркнул Турка и отключился. Сразу же пришел стыд, однако шестеренки до сих пор вертелись с трудом, и как не пытался их Турка расшевелить, понять, кто это звонил, он не мог. Голос вроде бы знакомый, но отдаленно. И опять набирает… Вдохнув, Турка ответил и сразу же выпалил:

— Я вас не знаю и сына вашего тоже!

— Артур? Где мой сын? Что ты с ним сделал?

— Да с чего вы взяли… Кто это?

— Мама Вовы. Что с ним? Где он? Давыдов, отвечай.

— Да я откуда знаю. Я с ним разговаривал давно.

— ВРЕШЬ! ОТ ТЕБЯ ПОСЛЕДНИЙ ВЫЗОВ СЕГОДНЯ!

— Так я не дозвонился! Я не знаю, что с ним, честно. Он… Он пропал, что ли?

Турка глянул на экран и понял, что говорит в пустоту. Он подождал некоторое время, колеблясь, набирать или нет. Потом все-таки вдавил зеленую кнопку вызова и с опаской поднес телефон к уху. Гудки, гудки… Не берут трубку.

Следом пришло осознание: Вова пропал! Быть такого не может. Куда он мог деться? Вышел и загулял? Или…

Внутри похолодело. Кровь прилила к вискам. Потом скрипнула дверь, и на пороге появился заспанный отец.

— Что происходит?

— Туз, а Туз, — сказал Шуля, чувствуя, как пересохло горло. — Ты главное, не кипятись…

— Я спокоен, Шуля. Чем несет? Чмошник обоссался, что ли? — Тузов заржал, загоготал и Мульт. Только смех его звучал нервно, как будто ему тоже не очень-то хотелось сюда ехать. Впрочем, Тузов ему заплатил за бензин, все обговорили, так что заднюю включать поздно.

Дорога за зиму раскисла, местами колеса погружались в лужи до середины обода. Вова сидел тихо, так как Тузов показал ему нож.