Павел Давыденко - Ученица

— Но все-таки…

— Даже если я соглашусь, нам нужно продумать действия, разговор, если таковой состоится. Не можем ведь мычать как дебилы. И на всякий случай надо позаботиться о безопасности. Хоть минимальные средства самообороны должны быть? У меня только перцовый баллончик есть, и все. Ладно, еще вот железяку с собой вожу, типа монтировки. Но… — она нервно улыбнулась, — мне кажется, что я не смогу ей кого-нибудь огреть.

Турка вспомнил обжшника Чапая, стрельбище, бордовую кровь, хлынувшую на мерзлую землю.

— Скорее всего, обдумывать детали мы будем на ходу, — пробормотал Турка. — Если вы согласитесь.

Мария Владимировна перевела взгляд и тут же вцепилась наманикюренными пальцами в руль. Кварталом ниже медленно проплыл «Опель» Андрея Викторовича.

— Е-ее-ееее! — хрипло завела солистка группы «Roxette» из колонок. Турка вздрогнул и явственно увидел лицо Коновой, и как она выдыхает дым сквозь ноздри, и как улыбается с хитрым прищуром, скрываясь за сизыми клубами.

С каждым разом мучитель действовал все более зверски и беспардонно, и она нутром понимала, к чему все идет. Один раз он принес шампанское, предложил бокал, она тут же разбила его и попыталась ранить урода «розочкой». Он лишь смеялся, уворачиваясь от ее вялых атак. Следом он задал ей взбучку, потом влил в нее шипучую кисло-сладкую жидкость насильно, приговаривая, что такое не грех и отпраздновать.

Она понимала, что уже наполовину стала животным. Податливой тупой скотиной, неспособной на сопротивление. Он ее сломал. Без него она уже давно сдохла бы, а особенно сильно девушка ощущала зависимость, когда монстр долго не появлялся, и у нее заканчивалась вода и еда.

Иногда она часами разговаривала со второй пленницей, а та отвечала односложно, либо хмыкала, или же вообще молчала. Никогда не показываясь на свет, она будто плела тени, шевелясь в углу.

Узница отощала так, что грудь почти исчезла, как бедра и попа, а ребра выпирали сквозь кожу так, что на них можно было играть, как на ксилофоне.

Зрение упало. Это бедняжка поняла как-то раз, по привычке рассматривая узор ладони. Она уже плохо представляла, как выглядит солнечный свет, и думала, что если увидит золотой шар на синем небосклоне, то наверняка ослепнет.

Изменились и мысли. Отрывистые и короткие, никаких отвлеченных размышлений.

Потом мучитель прикончил бутылку сам и сказал, что «недолго тут осталось веселиться, пора рвать когти».

После он сопел, дышал и содрогался над ней. Оглушенная фразой бедняга не думала даже изобразить сопротивление, которое так любил монстр.

Спустя какое-то время, оставшись наедине с собой, девушка впервые за последние дни ощутила внезапную легкость в теле.

Это ее испугало. Она слышала раньше, что когда человек, например, смертельно болен, перед самой смертью ему вдруг резко становится лучше, появляются силы. А потом конец.

По правде говоря, уже неделю ей было неважно, каким будет конец. Если ее убьют, что ж, пускай так и будет. Сама она так и не решилась перерезать себе вены — той же пружиной от матраса. А ведь давно могла бы. Значит, тоже виновата.

Но теперь, когда он сказал, что будет «рвать когти», она захотела не то что спастись, а хорошенько отомстить ему. Последняя попытка если и не сбежать, то сделать так, чтоб эта тварь не могла больше сотворить такого ни с кем.

Скоро он придет. Скоро придет.

Встав, узница принялась разминаться, приседать, держась о матрасную стену. Тело давно уже стало чужим и неподатливым, и только вот такое механическое движение хоть как-то могло расшевелить мышцы, разогнать по жилам кровь. Голова кружилась, вместе с мышцами пробуждался разум, воздвигший вокруг себя спасительную скорлупу.

За часы, складывающиеся в сутки, которые в свою очередь перетекали в недели, расшаталась не только психика бедняжки, но и штырь. Да-да, железка с кольцом, забетонированная в пол. Именно к металлической баранке крепилась цепь, а теперь узница почти освободилась и конечно, ОН об этом не знал.

Никакого плана выдумать не получалось. Историк чувствовал себя за рулем более уверенно, нежели Мария Владимировна, да и город знал лучше. Пару раз они чуть не упустили «Опель», и более менее облегченно вздохнули только когда выехали на трассу. Турка надеялся, что погоня закончится, так и не начавшись, что историк тихо-мирно запаркует машину во дворе, окруженном многоэтажками и скроется в одном из подъездов. Преследовать его будет глупо: и ежу понятно, что мучить кого-либо в квартире на протяжении нескольких месяцев практически невозможно. Соседи бы что-то да услышали, либо сам Андрей Викторович выдал бы себя хоть как-то.

Впрочем, бывает всякое, как убедился Турка. А еще он вспоминал разговор с Воскобойниковой и ее внезапное откровение.

— Куда же он едет… — бормотала Мария Владимировна, припадая к рулю.

Казалось, что дистанцию они держали слишком короткую, и препод обязательно что-то заподозрит. Вспомнит машину — красный «Пежо» стоял под школой и всякому бросался в глаза.

С другой стороны, историк мог уже знать, что его преследуют, и намеренно вести их в ловушку. И тогда последствия могут быть какими угодно. Турка не подготовился, втянул в дрянь Марию Владимировну, и теперь мог потерять все.

Сейчас страх пропал. Остался азарт, распаляемый адреналином. Что же будет дальше?

Что будет дальше?

Стоп. Ничего ведь не ясно. Вполне может оказаться, что через какой-нибудь час Турка будет смущенно жаться на пассажирском кресле, а в салоне будет висеть сконфуженная тишина, пока они с Марией Владимировной будут ехать обратно.

Хотелось, чтоб резко стемнело и стал накрапывать дождь — так видимость бы снизилась, добавив маскировки. Но нет — облачный, но светлый день, полупустое шоссе. И закусывающая губу учительница лихо давит на педали, переключая скорости.

Потом «Опель» историка пропал.

— Где… он? — выдохнула Мария Владимировна. — Куда он свернул, ты видел, Давыдов?

— Н-нет.

Стрелка спидометра чуть расслабилась, а вот Мария Владимировна наоборот. Турка кусал щеку изнутри, и осознав, что рот его съехал чуть ли не на плечо, внутренне одернул себя.

— Вроде бы сюда. Если ошибемся… Синявская, ты говорил?

— Вроде бы, — эхом отозвался Турка. — Если потеряли, так что уж тут…

«Опель» возник из воздуха. Просто появился впереди, на узкоколейке. Учительница выразительно поглядела на Турку, и тот мысленно согласился с ее взглядом: более неумелых преследователей найти сложно. Но делать было нечего, и Турка изо всех сил надеялся, что историк сейчас не в том состоянии, чтоб заметить погоню.

Когда включился свет, узница поморщилась, закрываясь от слабой лампочки. Бледные щеки, искусанные губы, мешки под глазами. Измученная девочка.