Шарлотта Линк - Дом сестер

— Через Союз международного туризма в Йорке я узнала, что телефоны не функционируют во многих местах, — сказала мать, — и там мне тоже сказали, чтобы я не волновалась. Ситуация скоро наладится.

Как бы то ни было, но Ральф все-таки считал заботу матери трогательной. Он знал, что она почти не говорит по-английски, а если сталкивалась с каким-нибудь англичанином или американцем, даже простое good morning давалось ей с трудом и она смущалась. Он мог себе представить, как мучилась она, расспрашивая незнакомого человека по телефону о непогоде и связанных с этим повреждениях. Но, поскольку речь шла о сыне, ее единственном ребенке, она раздобыла бы любую необходимую ей информацию даже на китайском языке.

— Послушай, мама, все действительно не так уж плохо, — сказал Ральф подчеркнуто бодрым голосом. — У нас красивый, теплый дом и достаточно еды. — Ложь ради успокоения взволнованного человека — это, собственно говоря, не ложь, считал он. — И к тому же теперь опять работает телефон. Просто в данный момент мы не можем отсюда уехать, но это продлится еще буквально пару дней. Снег уже давно прекратился.

Родители Барбары, позвонившие примерно через полчаса, также были довольно взволнованы, но по крайней мере они не высказывали упреков. После того как они поздравили Ральфа, мать Барбары захотела поговорить со своей дочерью.

— Надеюсь, вы еще выносите друг друга, — сказала она прежде всего. — Если б мне пришлось попасть с твоим отцом в какой-нибудь снежный коллапс, мы, наверное, через три дня набросились бы друг на друга с ножами.

— Ну, для этого мы еще достаточно разумны, — сказала Барбара и в очередной раз с удивлением отметила, что ее мать всегда знала больше, чем ей казалось. Она никогда не говорила с дочерью о давшем трещину браке, но тем не менее явно знала, что у них есть некоторые проблемы. И все-таки мать обладала достойным благодарности качеством — никогда ни во что не вмешиваться, если об этом ее не попросят.

— Кстати, твой господин Корнблюм покончил с собой, — сообщила она, — в первую пятницу после Рождества. Сегодня было сообщение в газете.

— О боже! — воскликнула потрясенная Барбара. Честный, немного чудаковатый, но совершенно безобидный Петер Корнблюм, которого она совсем недавно вытащила из серьезной неприятности… — Почему вдруг? Его невиновность была доказана. В скором времени вся эта история была бы забыта!

— Но пострадала его карьера. Хотя это, конечно, не повод для самоубийства. В газете написали, что Корнблюм на Рождество попытался примириться с женой, но из этого ничего не вышло. Она не простила его.

— Н-да, — пробормотала Барбара.

Вскоре после этого она спросила себя, смогла ли сама простить Ральфа, если б неожиданно узнала, что тот уже несколько лет посещает квартал «красных фонарей» и имеет интимную связь с проституткой. Она сильно в этом сомневалась…

— Он пустил себе пулю в лоб, — продолжала мать, — его обнаружил кто-то из его детей.

После разговора с матерью Барбара чувствовала себя подавленной и удрученной. Она понимала, что не должна принимать эту историю слишком близко к сердцу. Корнблюм был одним из ее многочисленных клиентов. Дело завершено. Она сделала все, что могла — и выиграла процесс. Ей не в чем было себя упрекнуть; она не несла ответственности за «реабилитацию» своих доверителей, да и не могла ее нести. Ее работа заключалась в том, чтобы оказывать им юридическую помощь, а с частными делами они должны справляться самостоятельно. Но то, что ее мучило, не было в прямом смысле ощущением вины, а скорее являлось разочаровывающим чувством, когда кажется, что ты уже победил, а в конечном итоге победа превращается в проигрыш… Жизнь текла по ее собственным законам, и оправдательный судебный приговор мог не иметь при этом никакого значения. Так или иначе, долги рано или поздно должны быть возвращены. И Корнблюм в том числе не смог этого избежать.

Ральф, облокотившись на мойку в кухне, пытался с помощью бренди подавить свою злобу на мать. Глянув на Барбару, он сразу понял: что-то произошло.

— Что случилось?

Барбара взяла стакан и тоже налила себе бренди.

— Корнблюм застрелился. Мама только что мне рассказала. Было сообщение в газете.

Ральф на какое-то время задумался.

— Корнблюм?.. Ах, Корнблюм! Мэр, на которого хотели повесить убийство проститутки…

— Да, и обвинение было снято; но его жена, конечно же, не была в восторге от того, чем занимался ее муж. Газета предполагает, что он застрелился, поскольку его жена отказалась пойти с ним на примирение. — На какое-то время Барбара замолчала, а потом тихо добавила: — Но это ведь не причина, чтобы кончать с собой.

— Это расстроило тебя, не так ли?

— Ты знаешь, что между адвокатом и доверителем всегда возникают особые отношения. А если дела идут успешно, то при этом еще и появляется большое доверие… — Барбара задумалась. — Поначалу с Корнблюмом было очень тяжело. Он просто не хотел открываться. В нем были только страх и недоверие. Но в какой-то момент лед вдруг растаял. Даже не знаю, почему; может быть, он понял, что я действительно его единственный союзник и что смогу помочь ему только в том случае, если он будет со мной абсолютно честным… После этого открылись все шлюзы. Ведь Корнблюм годами жил в постоянном обмане, и для него это было освобождением — открыть душу. Он полностью мне доверился. Мне кажется, я смогла понять, что происходит в его душе.

— Собственно говоря, в нем было именно то, что ты презираешь. Внешне — вполне приличный, респектабельный гражданин, за которым скрывается любитель утех, способный проводить свое свободное время в борделе… Ты, как правило, испытываешь отвращение к таким людям.

— Да, это правда. Но если человек рассказывает о себе всё, ты начинаешь понимать те вещи, к которым до сего времени, может быть, относилась негативно. У него была своя история, в которой он объяснил, почему был таким, каким был.

— В любом случае, — сказал Ральф, — тебе абсолютно не в чем себя упрекнуть. Ты сделала для него все, что могла. Ему был вынесен оправдательный приговор, большего он не мог требовать. Его разрушенный брак — это уже не твоя проблема.

— Я себя ни в чем не упрекаю. Меня просто это… потрясло. Наверное, так происходит всегда, когда самоубийство совершает тот, кого ты знаешь. И в значительно большей степени, чем когда человек умирает естественной смертью. Удивительно, насколько велико, насколько непреодолимо должно быть то отчаяние, которое его переполняло… Тебе не кажется?

Ральф задумчиво посмотрел на нее; как всегда, в его взгляде была та нежность, которая заставляла ее чувствовать свою вину.

— Наверняка, — ответил он.

Некоторое время они молчали, потом Барбара неожиданно спросила: