Алекс Михаэлидес - Девы

— Шишка?.. Да так, ерунда; держу ее на память о доме. А что?

— Если не ошибаюсь, вы показывали изображение такой же шишки на слайде во время лекции об элевсинских мистериях.

Фоска кивнул.

— Да, так и есть. Всем приобщившимся к культу при входе в храм вручали по сосновой шишке.

— Ясно. А зачем она им?

— Ну дело было не в шишке как таковой, а в том, что она символизировала.

— А что она символизировала?

Фоска с улыбкой посмотрел на Мариану.

— В шишке есть семена. Так же и в людях. Семена — это души, заключенные в тела. Шишки должны были заставить новообращенных об этом задуматься, заглянуть в себя и найти собственную душу. — Он взял со столика шишку и протянул Мариане. — Возьмите. Это подарок.

Мариана замотала головой.

— Нет, спасибо, мне не надо!

Ее слова прозвучали резче, чем она рассчитывала.

— Вот как… — пробормотал Фоска, возвращая шишку на место. Судя по всему, реакция Марианы его слегка озадачила.

Вновь возникла пауза. Секундой позже из-за двери появился Грег.

— Все готово, сэр. Стол накрыт, пудинг в холодильнике.

— Спасибо.

— Хорошего вечера! — Официант кивнул Мариане и вышел из комнаты.

Послышались шаги по лестнице, внизу хлопнула дверь, и Мариана с Фоской остались одни.

Пауза переросла в напряженное молчание. По крайней мере, с точки зрения Марианы. Вполне вероятно, Фоска никакого напряжения не ощущал. Невозможно было угадать его мысли и чувства, понять, что скрывается за его невозмутимостью и безупречными манерами.

Профессор жестом пригласил даму в столовую.

— Пойдемте?

В столовой царил полумрак. Расположенный среди обитой деревянными панелями комнаты длинный стол был накрыт белоснежной льняной скатертью. В серебряных канделябрах горели свечи. На комоде стояла бутылка красного вина.

За окном на фоне темнеющего неба раскинулись ветви высокого дуба, и сквозь его листву виднелись звезды. При других обстоятельствах ужин при свечах в такой изысканной обстановке показался бы Мариане очень романтичным. Но не сейчас.

— Садитесь, — предложил Фоска.

Мариана опустилась на один из двух стульев, а Фоска подошел к комоду, на котором официант оставил угощение: баранью ножку с печеным картофелем и листьями салата.

— Пахнет вкусно, — заявил профессор. — Поверьте, если б я стряпал сам, получилось бы хуже. Признаюсь: я хоть и гурман, но готовить не умею. Могу разве что сварить макароны. Мама-итальянка научила.

Сверкнув улыбкой, Фоска поднял большой разделочный нож, тускло поблескивающий в свете свечей. Мариана наблюдала, как ловко и быстро профессор режет мясо.

— Вы итальянец? — спросила она.

— Наполовину. Мои бабушка и дедушка приплыли в Нью-Йорк из Сицилии.

— Значит, вы выросли в Нью-Йорке?

— Да, но не в городе, а в штате. На ферме, в глуши. — Фоска разложил по двум тарелкам баранину, картофель и салат. — А вы росли в Афинах?

— Да. — Мариана кивнула. — На окраине.

— Как необычно! Я даже завидую.

— То же самое я могу сказать и о ферме в Нью-Йорке.

— Просто вы там не были. Это такая дыра… Я с нетерпением ждал, когда смогу наконец уехать. — При этих словах улыбка профессора погасла. Фоска как будто изменился: стал суровее и старше. Он поставил тарелку перед Марианой и, обойдя стол, сел напротив нее. — Предпочитаю мясо слабой степени прожарки. Вы не возражаете?

— Нет. Всё в порядке.

— Приятного аппетита.

Мариана посмотрела на предложенный ужин, и ее замутило: тонкие ломтики мяса были почти сырыми. Из них струйкой сочилась алая кровь и растекалась по белой фарфоровой тарелке.

— Спасибо, что согласились ко мне прийти, — снова заговорил Фоска. — Как я уже сказал во время прогулки по саду, вы меня заинтриговали. Если кто-нибудь мной интересуется, мне всегда очень любопытно почему. А вы мной явно заинтересовались. — Фоска усмехнулся. — И сегодня у меня появился шанс узнать вас получше.

Мариана взяла вилку и, не в силах притронуться к баранине, принялась за салат и картошку. Отодвинула их подальше от кровавой лужицы и почувствовала на себе холодный и тяжелый, как у василиска, взгляд Фоски.

— Почему вы не едите жаркое? Попробуйте!

Кивнув, Мариана отрезала влажный кусочек мяса и усилием воли заставила себя разжевать и проглотить его.

— Отлично. — Фоска улыбнулся.

Мариана опрокинула в рот остатки шампанского, надеясь, что оно смоет неприятный, металлический привкус крови.

Заметив, что ее бокал опустел, Фоска поднялся.

— Как насчет вина?

Подойдя к комоду, он наполнил два бокала темно-красным «Бордо» и протянул один из них Мариане.

Она сделала глоток. Вино было хорошим, крепким, с насыщенным вкусом. Алкоголь уже начинал действовать. «Надо с этим заканчивать, иначе скоро опьянею», — отметила она и отпила еще.

Фоска снова сел за стол.

— Расскажите о своем муже.

Мариана покачала головой.

— Почему нет? — удивился профессор.

— Не хочу.

— Даже имя его не назовете?

— Себастьян, — помолчав, тихо ответила Мариана.

Стоило ей произнести его имя, как образ мужа — ее ангела-хранителя — встал перед глазами. Мариана сразу ощутила себя в безопасности и успокоилась. Ей почудился шепот Себастьяна: «Не пугайся, любимая. Не давай себя в обиду. Ничего не бойся».

Решив последовать его совету, Мариана смело посмотрела Фоске в лицо.

— Я хотела бы побольше узнать о вас, профессор.

— Зовите меня Эдвард. Что именно вы хотите знать?

— Как прошло ваше детство?

— Детство?

— Что представляла из себя ваша мама? Вы были близки?

— Мама? — Фоска расхохотался. — Вы что, собираетесь за ужином провести со мной сеанс психоанализа?

— Просто мне любопытно. Чему еще она вас научила, кроме как варить макароны?

— К сожалению, мало чему. А какой была ваша мама?

— Она рано умерла. Я ее совсем не знала.

— Пожалуй, я свою тоже.

Какое-то время профессор оценивающе глядел на Мариану. «Он очень умен и проницателен, — подумалось ей. — Надо быть осторожнее».

Как бы между прочим она поинтересовалась:

— У вас было счастливое детство?

— Вы все-таки твердо решили заняться психоанализом?

— Я просто поддерживаю разговор.

— В разговоре обычно оба собеседника рассказывают о себе, — возразил Фоска и выжидающе замолчал.

Мариана поняла, что выбора нет.

— Ну, мое детство было не особо счастливым. Конечно, случались и радостные моменты. Я очень любила отца, но…

— Но?

Мариана пожала плечами.

— Слишком часто жизнь омрачалась смертью близких.

Какое-то время они в тишине глядели друг на друга. Наконец Фоска кивнул.

— Да, по вам видно. У вас очень печальные глаза. Знаете, вы даже напомнили мне Мариану из стихотворения Теннисона. — И Фоска процитировал: — «Он не идет! — она твердит. — Устала я, и лишь могила отдохновенье мне сулит!» [6] Перевод О. Н. Чюминой.