Роберт Блох - Чучело белки

Мама была права. Все они сучки. Но ты ничего не можешь с собой поделать, когда сучка такая красивая, и если ты знаешь, что никогда больше ее не увидишь. Если б ты был хоть наполовину мужчиной, ты не промолчал бы, когда был в ее комнате. Ты бы принес бутылку и предложил ей выпить, и она выпила бы с тобой, а потом ты перенес бы ее на кровать и…

И — ничего. Ты ничего не сделал бы. Потому что ты импотент.

Ведь это слово ты не мог вспомнить, не так ли? Импотент. То самое слово, которое ты знал по книгам и которое мама как-то бросила тебе в лицо, то, которое означало, что ты никогда больше не увидишь эту девушку, потому что от этого все равно не будет никакого толку. Слово, которое было хорошо известно сучкам; они должны были его знать, иначе с чего бы им все время смеяться?

Норман сделал еще глоток, совсем маленький. Почувствовал, как по его подбородку скатилась капля. Наверное, он был пьян. Ну ладно, он пьян — ну и что с того? Главное, что мама ничего не знает. И девушка ничего не знает. Это большой секрет. Значит, он импотент, вот как? Ну, что ж, это не означает, что он не может снова посмотреть на нее.

Вот прямо сейчас и посмотрит.

Норман перегнулся через стол, почти коснувшись головой стены. До него донеслись новые звуки. И богатый опыт помог ему правильно проинтерпретировать их. Девушка сбросила туфли. Вошла в ванную комнату.

Он протянул руку. Та опять дрожала. Она дрожала от предвкушения: он знал, что собирается сделать. Он сдвинет в сторону висевшую на стене фотографию в деревянной рамке и заглянет в дырочку, которую просверлил так давно. Никто больше не знал об этой дырочке, даже мама не знала. Уж мама-то точно не знала. Это был его секрет.

С той стороны дырочка казалась просто трещиной в штукатурке, но он мог прекрасно видеть сквозь нее. Мог заглянуть внутрь ярко освещенной ванной. Иногда мог разглядеть самого человека, стоящего перед дырочкой, иногда его отражение в зеркале на двери. Но он мог видеть. Он много чего мог видеть. Пускай сучки смеются. Он знал о них столько, что им и не снилось.

Норману стало трудно удерживать зрение в фокусе. Ему было жарко, и у него кружилась голова. Кружилась голова, и было жарко. Отчасти в этом было виновато виски, отчасти возбуждение. Но больше всего она.

Потому что сейчас она стояла в ванной, повернувшись лицом к стене. Но она не могла заметить дырочку. Никто из них не мог. Она улыбнулась, взъерошила волосы. Наклонилась, снимает чулки. А теперь выпрямляется и — да, она это делает — стаскивает платье через голову, он видит лифчик и трусики; только не останавливайся, только не отвернись!

Но она отвернулась, и Норман едва не крикнул: «Назад, ты, сучка!», но вовремя сдержался, а потом увидел, что она стоит перед зеркалом и расстегивает лифчик. Как назло, зеркало отражает одни волнистые линии и огни, и у него кружится голова, но тут она отступает чуть-чуть в сторону. Теперь он видит ее…

Сейчас она снимет трусики, она снимает их, и он видит, и она стоит перед зеркалом и качает бедрами!

Может, она знает? Неужели она с самого начала знала , что он смотрит? Она что, хотела , чтобы он смотрел, специально издевалась над ним, сучка? Вправо-влево, вправо-влево, и зеркало снова становится волнистым, и ее очертания тоже теряют четкость, и он больше не в силах терпеть, ему хочется бить кулаками в стену и кричать, чтобы она прекратила, потому что то, что она делает — это извращение и грех, и она должна прекратить, пока он не стал таким же, как она. Этого-то сучки всегда и добивались: им бы только сделать из тебя извращенца; и она была сучка, и все они были сучки, и мама была…

Неожиданно она исчезла, и все вокруг наполнилось ревом. Звук нарастал, сотрясая стену, заглушая мысли и слова. Норману показалось, будто рев возникает у него в голове, и он оторвался от стены и упал на стул. Я пьян , подумал он. Я отключаюсь.

Но это было не совсем так. Рев продолжался, но где-то в глубине его мозга возник новый звук. Как будто… дверь конторы медленно открывалась. Как это могло быть? Он же сам запер ее, разве нет? И ключ все еще лежал перед ним на столе. Он может увидеть его, если откроет глаза. Но он не мог их открыть. Потому что теперь он знал.

У мамы тоже был ключ.

У нее был ключ от спальни. И у нее был ключ от дома. И ключ от конторы.

И сейчас она стояла перед ним, смотрела на него сверху вниз. Может, она решит, что он уснул? Что она вообще тут делала? Услышала, как он ушел с девушкой, и явилась шпионить за ним?

Норман практически лежал на столе, не смея шевельнуться — не желая шевелиться. И с каждым мгновением, даже если бы он захотел двинуться, сделать это становилось все труднее и труднее. Рев стал стабильным, и вибрация ласково укачивала Нормана. Это было приятно. Так хорошо, когда тебя укачивают, и мама стоит рядом…

А потом ее не стало. Она развернулась, не вымолвив ни слова, и вышла. Ему было нечего бояться. Она пришла, чтобы защитить его. Она всегда приходила, когда была нужна ему. И теперь он мог уснуть. Ничего хитрого в этом не было. Нужно было только войти в рев и пройти сквозь него. И тогда наступит тишина. Сон, спокойный тихий сон.

Норман очнулся внезапно, оторвал голову от стола и неловко поворочал ей из стороны в сторону. Господи, как же она трещала! Он отключился, сидя на стуле — прямо за столом. Не удивительно, что в ушах у него стоял рев. Рев. Но он уже слышал этот звук раньше. Как давно? Час, два часа назад?

Он вспомнил, что это было. В соседней комнате работал душ. Да, так и есть. Его включила девушка. Только это же было так давно! Не могла ведь она до сих пор мыться — или могла?

Он протянул руку и сдвинул в сторону фотографию. Прищурил глаз и увидел ярко освещенную комнату за стеной. Там было пусто. Ему не было видно, что происходит в душевой кабинке, потому что занавеска была задернута, и его взгляд не мог проникнуть сквозь нее.

Может быть, девушка ушла спать, забыв выключить воду? Странно, что она может спать под такой рев, но он сам только что спал под него. Возможно, усталость действовала на нее так же, как алкоголь на него.

Как бы то ни было, все, как будто, было в порядке. Ничего подозрительного. Норман еще раз окинул ванную взглядом, и тут заметил воду на полу.

Она текла по кафелю. Не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы бросаться в глаза. Водяная струйка, змеящаяся по белому кафелю.

Только водяная ли? Вода не может быть розовой . В ней не бывает тоненьких красных прожилок.

Она поскользнулась, упала и поранилась , решил Норман. Он был на грани паники, но знал, что нужно делать. Схватив со стола ключи, он выскочил из конторы. Быстро отыскал в связке ключ от нужной двери и открыл ее. В спальне было пусто, но на кровати лежал открытый чемодан. Значит, она не уехала. Он был прав: она в ванной, и с ней что-то случилось. Он должен войти туда.