Роберт Блох - Чучело белки

И лучше пускай поторапливается, потому что если она промедлит на этот раз, ты придушишь ее — ее же собственным Серебряным Шнурком…

Он начал поворачиваться, собираясь заговорить, и в этот момент раздался звонок.

Это означало, что чья-то машина пересекла сигнальный кабель, проложенный поперек подъездной дорожки, ведущей к конторе.

Даже не оглянувшись, Норман шагнул в холл, снял с вешалки плащ и вышел в темноту.

Дождь накрапывал уже несколько минут и успел стать довольно сильным, прежде чем Мэри наконец заметила это и включила дворники. Одновременно она зажгла фары — совершенно неожиданно потемнело, и уходящая вдаль дорога превратилась в неясное размытое пятно, обрамленное с обеих сторон высокими деревьями.

Деревьями? Она не заметила вдоль дороги никаких деревьев, когда проезжала тут в последний раз. Конечно, это было прошлым летом, и тогда она приехала в Фейрвейл в ясную солнечную погоду, бодрая и отдохнувшая. Сейчас она была измотана после восемнадцати часов за рулем, но все равно была в состоянии помнить и чувствовала, что что-то не так.

«Помнить» — это оказалось ключевым словом. Она вспомнила , немного смутно, как где-то с полчаса назад колебалась, проезжая развилку. Все было ясно: она свернула не туда. И теперь находилась один только Бог знал где, под дождем, в кромешной тьме…

Немедленно возьми себя в руки. Ты не можешь позволить себе впадать в панику. Худшее уже позади.

Это правда, сказала она сама себе. Худшее осталось позади. Страшнее всего было вчера, когда она украла деньги.

Она стояла в кабинете мистера Лоуэри, и старый Томми Кассиди вытащил из кармана эту толстую зеленую пачку и небрежно бросил на стол. Тридцать шесть билетов Федерального резервного банка с изображением толстого мужчины, похожего на оптового торговца бакалеей, и еще восемь с изображением другого, напоминающего служащего похоронного бюро. Но оптовик на самом деле был Гроувером Кливлендом, а гробовщик — Уильямом Маккинли. А тридцать шесть тысячных банкнот плюс восемь пятисотенных это было, в общей сложности, сорок тысяч долларов.

Старый Томми Кассиди вот так, запросто , бросил пачку на стол, развернул ее веером и заявил, что решил купить дом в подарок дочери на свадьбу.

Мистер Лоуэри сделал вид, будто для него в порядке вещей такие сделки и такие деньги, и неторопливо оформил необходимые документы. Однако после того, как Томми Кассиди ушел, мистер Лоуэри разволновался. Он собрал деньги, вложил их в большой коричневый конверт и заклеил. Мэри заметила, как у босса дрожат руки.

— Вот, — сказал он, вручая конверт ей. — Отнесите в банк. Уже почти четыре, но я уверен, что Джильберт разрешит вам внести деньги, — он умолк, пристально посмотрев на девушку: — В чем дело, мисс Крейн, — вы плохо себя чувствуете?

Теперь, когда конверт держала она, он заметил, как дрожат ее руки. Но это не имело значения. Она знала, что ответить, хотя и удивилась, услышав, как действительно произносит эти слова:

— У меня опять разболелась голова, мистер Лоуэри. Я как раз собиралась отпроситься на остаток дня. Почту мы уже разобрали, а оформить остальные документы по сделке сможем только в понедельник.

Мистер Лоуэри улыбнулся. У него было хорошее настроение — да и удивительно ли? Пять процентов от сорока тысяч составляли две тысячи долларов. Он мог позволить себе великодушие.

— Конечно, мисс Крейн. Занесите деньги в банк и отправляйтесь домой. Может быть, вас подвезти?

— Нет, спасибо, все будет в порядке. Я думаю, мне просто нужно немного отдохнуть…

— Вот и прекрасно. Тогда до понедельника. Главное — не перенапрягаться, я всегда это говорю.

Черта с два ты это когда-нибудь говоришь. В погоне за лишним долларом Лоуэри был вполне способен загнать себя до смерти, а еще за пятьдесят центов не колеблясь пожертвовал бы жизнью любого из своих подчиненных.

Но Мэри Крейн мило улыбнулась ему, а потом вышла из его конторы — и из его жизни. Вместе с сорока тысячами долларов.

Такая удача выпадала не каждый день. В сущности, если разобраться, некоторым удача вообще никогда не улыбалась.

Мисс Крейн дожидалась своего счастливого шанса двадцать семь лет.

Шанс попасть в колледж испарился, когда папу сбила машина. Позанимавшись год на бизнес-курсах, она взвалила на свои плечи нелегкую обязанность по содержанию мамы и младшей сестренки, Лайлы.

Шанс выйти замуж был упущен в двадцать два года, когда Дейла Белтера призвали в армию. Очень скоро он оказался на Гавайях, и через некоторое время начал упоминать в своих письмах эту девицу. Потом письма перестали приходить. Когда Мэри узнала о помолвке, ей уже было все равно.

Кроме того, мама к тому времени была очень больна. Она умирала долгих три года, которые Лайла провела в колледже. Мэри лично настояла на том, чтобы сестра училась, но самой ей не было легче от этого. После рабочего дня в агентстве Лоуэри она еще по полночи просиживала с мамой, так что ни на что другое времени у нее просто не оставалось.

У нее не было времени даже на то, чтобы заметить, что оно проходит . Но потом у мамы случился последний удар, затем были похороны, Лайла вернулась из колледжа и стала искать работу… И однажды Мэри Крейн посмотрела в большое зеркало и увидела там чье-то измученное, посеревшее и жутко постаревшее лицо. Она запустила в него чем-то тяжелым, и блестящая стеклянная поверхность со звоном рассыпалась на сотни осколков, и одновременно Мэри почувствовала, что разбилось не только зеркало — вместе с ним на бесчисленные осколки разлетелась она сама.

Лайла стала ее утешением, и даже мистер Лоуэри немного помог, проследив за тем, чтобы их дом был продан без лишней волокиты. После выплаты налога на наследство и всех формальностей у сестер осталось две тысячи долларов наличными. Лайла устроилась на работу в музыкальный магазин в нижней части города, и они переехали в небольшую отдельную квартирку.

— А теперь ты отправишься в отпуск, — сказала Лайла. — В настоящий отпуск. Нет, не спорь! Восемь лет семья ехала на тебе — теперь твоя очередь отдыхать. Я хочу, чтобы ты поехала куда-нибудь. В круиз, может быть.

Кончилось тем, что Мэри поднялась на борт «Каледонии», и после недели, проведенной в карибских водах, в зеркале на стене ее каюты больше не отражалось это серое лицо. Она снова стала походить на молодую девушку (уж больше двадцати двух мне точно не дашь, решила она про себя), и, что было важнее, на влюбленную молодую девушку.

Это не было то бурное сумасшедшее чувство, которое она испытала при встрече с Дейлом Белтером. Это даже не напоминало обычный круизный роман с прогулками по палубе под луной.