Эмма Стоунекс - Смотрители маяка

Если бы он сказал: «Когда я там, наш сын не одинок. Когда я на берегу с тобой, он ждет меня; он скучает по своему папе». Если бы он это сказал, она могла бы ударить его, потому что Томми больше принадлежал ей, чем ему. Она не знала, что его преследовал предсмертный крик Томми. Этот крик все время звучал в его ушах. Он был запечатлен среди звезд и растворен в воде; он горел огнем в темноте и на рассвете, когда он гасил свет.

Артур положил руку на перила. Потом убрал и увидел влажный отпечаток, съеживающийся и исчезающий на глазах.

Ничто не выживает. Ничто не постоянно. Все утрачено в глубинах.

Входная дверь на ощупь ледяная, как камень. Он почувствовал отметины и сразу же понял, откуда они взялись. Следы ногтей на засове. Что-то пыталось выйти или войти.

Буря усиливалась. Волны пенились и вздымались все выше. Ветер неистовствовал. Гремел гром, вспыхивали молнии.

Артур поднялся в световую камеру. Стены покрывала влага. Он думал, его кожа тоже влажная, как будто между башней и его телом нет пространства, но, прикоснувшись к своей щеке, обнаружил, что она сухая и теплая.

Вахта Винса закончилась. Началось его дежурство. Он зарядил пушку, и выстрел разорвал ураган, сигналя об опасности, и этот звук тут же исказил ветер. Волны бурлили, вздымалась пена, брызги морские летели во все стороны. Непроглядный мрак пронзали молнии, море было черным, небо тоже, океан бушевал. Его башня вздрагивала от ударов, пена взлетала от основания до световой камеры.

Очередная вспышка молнии ударила в море.

На секунду волны засияли. Артуру показалось, что он видит лодку. Он засомневался, но молния ударила снова, и тут оно появилось, хрупкое суденышко.

Крошечное. Деревянное. Порванный парус.

Он с трудом распахнул дверь на смотровую площадку. Ветер и дождь гнали его обратно, но он вцепился в перила. Простое судно, гребная шлюпка, взлетающая и падающая на волнах.

— Держитесь подальше!

Ветер проглотил его крик. Вспышка молнии — и лодка снова показалась. Он смог рассмотреть гребца, и он увидел то, что предчувствовал еще раньше.

Вниз по лестнице, цепляясь за перила. Его ноги не поспевали за его желанием увидеть моряка лицом к лицу. Но он не успел. Тремя этажами внизу хлопнула дверь.

Топ-топ-топ-топ-топ.

Рядом послышался детский смех.

Эй!

Артур развернулся. Он перестал слышать звуки шагов в районе гостиной, и когда позже, намного позже он спустился, то увидел следы — не ботинок, а голой ступни — маленький овал и пять точек на месте пальцев.

К пятнице ветер стих, дождь стал слабее, но продолжался.

Билл связался с землей.

— Можете забрать меня? — Шершавые губы, обкусанная кожа вокруг ногтей. Шестьдесят один день на башне.

— Невозможно, Билл. Погода жуть.

Артур стоял у него за спиной в дверном проеме.

Билл обернулся. Несмотря на холод, у него на лбу выступили капли пота.

— Ладно, — сказал он. — Попробуем завтра.

— Хорошо, Билл, утром пришлем за тобой кого-нибудь.

Артур подумал, он боится, что я могу причинить ему зло.

Он знал, что у него есть все причины навредить Биллу. Но потом он подумал о шлюпке. Маленькая головка у руля и приветственно поднятая рука.

Вижу тебя.

Артур не был на такое способен. Он мог сжать кулак, но не ударить, как бы ему ни хотелось.

Билл помолчал. Еще день. Еще ночь.

— О’кей, — сказал он, и повисла еще одна пауза, более длинная, во время которой он повесил голову и закрыл глаза. На линии что-то пикнуло. — Отбой.

— Артур, проснись. Просыпайся.

Он открыл глаза. Спальня была кротовой норой во Вселенной, мягкая синева, украшенная звездами. Билл стоял рядом с его кроватью. Даже в темноте он разглядел его обеспокоенное лицо, запавшие глаза и блеск белков.

— Просыпайся, — повторил Билл.

— Что такое?

Голос Билла был хриплым и едва слышным, как шепот:

— Кое-что случилось.

— Что?

— Его нет.

— Билл.

— Винс. Его нет. Только что. Его нет.

Артур уставился в эти чернильные зрачки.

— Билл, — сказал он, — ты бредишь.

— Нет.

— Ты несешь чушь.

— Разве?

— Билл?

— Ты проснулся?

— Сядь. Ты лунатик?

— Он мертв, — сказал Билл. — Винс. Он упал. Только что.

— Я его вытащу.

— Я видел.

— Я его вытащу. Покажу тебе как.

— Я не смог, — сказал Билл. — Я пытался.

— Подожди.

— Мы были снаружи. Она пришла из ниоткуда.

— Сядь, Билл.

— Винс кричал. Я не смог…

— Я его вытащу.

— Я пытался. Но море.

— Не может…

— Его нет. Море. Его нет.

Артур услышал успокаивающий шум ветра и легкий плеск воды. Он не слышал музыку из магнитофона и не чувствовал запаха сигарет.

Он опустил ноги на пол; натянул брюки и свитер. Он знал, что уже слишком поздно, но в этом вся суть: все, что происходит на башне, — это его крест.

За его спиной Билл достал из шкафа какой-то предмет. Был краткий промежуток времени, когда Артур повернул голову, понял, что это, и у него в голове пронеслись мысли одна за другой. Он вспомнил об отце, с которым шел вверх по заросшему травой холму; ласковый папоротник терся о голые ноги, под потолком кричали и метались чайки. Он подумал о желтом солнце на рассвете, о туманных облаках, отливающих розовым. Он вспомнил первый маяк, на котором работал, — «Старт-Пойнт» и тамошних смотрителей, они были старше него, хрипло смеялись и кисло пахли табаком, карабкались по железной лестнице и расплющивали сигареты подушечками больших пальцев. Он подумал о Хелен в день их свадьбы, как он поцеловал ее, как она сказала, что у них будет ребенок, и о том, как он обрадовался. Он подумал о Томми, своем мальчике, негаснущем свете. Он вспомнил, как тысячи раз зажигал огонь посреди моря, чтобы корабли находили безопасный путь. Как жаль, что все это случилось с ним, его женой, его другом, случилось в прошлом и происходит сейчас, как жаль, что он оказался не в состоянии помочь ей.

Он подумал, какая жалость, что все закончится вот так, в горе и смятении, потому что он делал ошибки и он больше не тот человек, что прежде. Артур любил одиночество, но в конце концов оказалось, что одиночество его не любит; оно откусывало от него кусочек за кусочком, и в конце концов оказалось, что быть на этом острове — еще не все. Перед тем как он открыл дверь, была секунда, когда он осознал, какой предмет взял Билл, что Билл хочет с ним сделать, и тут осколок камня ударил его по затылку.

Билл не хотел, чтобы Винс утонул. Но когда это все-таки случилось, план сложился сам собой.

Дженни всегда говорила, что он никогда не отстаивал свои интересы. Отец говорил то же самое. Билл хотел бы отстоять свои интересы перед отцом. Он хотел бы сжать руки на шее старого ублюдка — руки или ремень, ремень старого ублюдка — и сдавить.