Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Какого черта ты устроил? — орал он.

— Это вышло случайно!

— Случайно? Не смей мне врать! И не надо тут умолять, выворачиваться и плакать, ты, мелкий ублюдок! Я все дерьмо из тебя сейчас выбью!

Отец изо всей силы принялся лупить меня по ягодицам и ляжкам. Он махал и махал ремнем, пока не устал — похоже, та порка была рекордной. Ниже пояса у меня не осталось живого места.

Но боль меня не остановила. Я тут же начал обдумывать, как снова напакостить ей, чтобы не попасться. Кидать ей в сумочку «вишневую бомбу» было глупо. Эмоции взяли надо мной верх.

— Терстон, я знаю, что ты против телесных наказаний, — говорила потом Мона отцу, — но только так можно сделать твоего сына сознательным взрослым человеком. В будущем он скажет тебе спасибо.

Моне нравилось, когда отец, по ее наущению, выплескивал свою агрессию, избивая нас. Я ненавидел ее всей душой, и с каждым днем эта ненависть становилась все сильнее.

Я старался с пользой провести тот единственный драгоценный час, остававшийся у меня после развоза газет, до того, как Мона возвращалась домой. Как-то раз я притормозил у дома Ричарда Коница, моего друга, который жил с родителями и восемью братьями и сестрами возле здания почты.

Его отец, почтмейстер, пригласил меня вступить в клуб 4-Н, который он устроил у себя на заднем дворе, и записал в бейсбольную команду Детской лиги, которую тренировал. Наш первый клубный проект был посвящен разведению овец. Когда я рассказал ему про домашний арест, мистер Кониц ответил:

— Я оставлю тебе овцу, которую ты будешь кормить, причесывать и стричь у нас на заднем дворе, пока твоих родителей нет дома. Выручка от ее продажи достанется тебе.

Час пролетал очень быстро — казалось, будто прошло всего пять минут. Я едва мог дождаться следующего дня. Когда я или дети Коницев делали какую-нибудь ошибку, мистер и миссис Кониц не кричали, не дрались и не придумывали садистских наказаний. Они просто неодобрительно смотрели на нас своими ласковыми темными глазами. Мне хотелось им угодить, ведь они действовали исключительно в наших интересах.

Когда я хорошо справлялся, например, с каким-нибудь ударом, лицо мистера Коница озарялось улыбкой. Со временем я узнал от Ричарда, что его отец сражался с японцами на Тихом океане и даже участвовал в битве за Гуадал-канал, но сам он об этом никогда не говорил. Он не любил хвастаться — полная противоположность моего отца.

Миссис Кониц тоже была ко мне очень добра. Как-то вечером она отвела меня в сторону и положила руки на плечи.

— Если ты пообещаешь не озорничать — а я знаю, ты это можешь, — то обязательно приходи к нам домой, если вдруг тебе некуда будет пойти.

Похоже, Ричард рассказал родителям о наказаниях, которые придумывали для меня дома. Впервые в жизни я осознал, что такое семья. Коницы были бедны и не были идеальны, но они любили друг друга так, как Эвелин любила меня. У меня становилось легко на душе, стоило мне завидеть кого-то из них, неважно, в школе или на улице.

Я продолжал потихоньку наведываться к своему другу в течение нескольких дней. Потом, как-то вечером, Мона пораньше пришла с работы и увидела, что меня нет. Как только я появился на пороге, она заявила:

— Я знаю, что ты прибежал от Коницев. Тебе запрещено видеться с кем-либо, включая их. Ты можешь отлучаться только в школу и на развоз газет.

Она оскалила зубы, как бродячие псы в Болотном поселке.

— Я заставлю тебя слушаться!

— Никогда! Ни за что!

Я бросился по коридору к себе в спальню.

На следующее утро я стащил у отца спички, которые он хранил вместе со своей трубкой «Принц Альберт», и принес в школу две «вишневые бомбы». На уроке химии мистер Треба, наш учитель, показал нам пробирку с ртутью и сказал:

— Эта прекрасная серебристая жидкость очень дорогостоящая и опасная. Обращайтесь с ней осторожно.

Никто не видел, как я подпалил запал и швырнул «вишневую бомбу» к ногам мистера Требы. Она упала возле его ботинок, и БУМ! Руки его дернулись вверх, пробирка взлетела в воздух. Она разбилась об пол, и жидкая ртуть шариками раскатилась по линолеуму. Мистер Треба застонал и упал на колени, пытаясь ее собрать, но ртуть просачивалась у него сквозь пальцы, словно вода на раскаленной сковороде.

— Кто это сделал? — закричал он.

Весь класс задержал дыхание. Он поднялся и подошел ко мне.

— Выворачивай карманы!

Мистер Треба вытряхнул оставшиеся спички и мою запасную «вишневую бомбу» к себе на стол.

— Сейчас мы с вами пойдем к директору, мистер Кроу, — заявил он, хватая меня за шею и волоча к дверям.

— Ты хоть представляешь, какая ртуть дорогая и насколько она ядовита?

У меня перед глазами промелькнули разъяренное лицо Моны и пульсирующая вена у отца на лбу.

— Пожалуйста, не надо к директору! Я все соберу! Честное слово, я больше так не буду!

— Поздно извиняться, придурок!

В директорском кабинете мистер Ли велел мне сесть.

— Я сейчас же позвоню миссис Кроу, и мы вместе разберемся, почему ты выкидываешь такие штуки, — прошипел он, и мне показалось, что директор готов меня ударить.

Мистер Треба стоял, сложив руки на груди, и ухмылялся.

— Миссис Кроу, это мистер Ли, директор школы. Сегодня Дэвид совершил очень тяжелый проступок. На завтра я планирую встречу с вами и мистером Кроу у себя в кабинете. То, что он натворил, действительно серьезно, и это лучше обсудить лично.

В тот вечер новых записей на ватмане не появилось — Мона собиралась принять решение после встречи с директором. Отец за ужином хохотал, когда я изображал, как мистер Треба, стоя на четвереньках, гонялся по полу за ртутью. Мона стреляла в меня угрожающими взглядами, но никак не комментировала происшедшее.

На следующее утро сразу после переклички мистер Ли вызвал меня к себе. Когда я явился к нему в кабинет, Мона уже сидела на диване, держа на коленях блокнот с логотипом индейского госпиталя Форт-Дефайнс. На ней была форма военной медсестры — белое платье с лейтенантскими погонами. Рядом с Моной уселась мисс Брезина, державшая в руках коричневую картонную папку с надписью «Дэвид Кроу» большими черными буквами. Она красовалась в новенькой юбке, выглаженной и чистой, купленной, судя по всему, на мои деньги. Мистер Ли велел мне сесть на стул напротив дивана.

Отец, верный себе, на разговор не явился, предоставив Моне отдуваться за всю семью Кроу.

Мисс Брезина протянула папку мистеру Ли.

— Миссис Кроу, — начал он, — мне хотелось бы обсудить с вами проблемы Дэвида с поведением, хотя мы, конечно, затронем лишь вершину айсберга.

Мона устремила на него немигающий взгляд своих холодных зеленых глаз. На меня она даже не посмотрела.

— Дэвид, что произошло на уроке химии вчера? — спросил мистер Ли.