Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Мама попыталась снова привлечь внимание Сэма и Салли, но они продолжали игнорировать ее, тихонько перешептываясь и обсуждая фильм. Я же смотрел ей в глаза и внимательно слушал. Мне хотелось узнать всю историю до конца.

— Я позвонила бывшему начальнику вашего отца в «Вудман-страховании». В свободное время он занимается тем, что помогает разным людям. Но каждый раз, когда я звонила, его не было на месте, так что какое-то время мне пришлось жить в машине. Когда я наконец дозвонилась до него, он нашел мне комнату, дал немного денег и устроил официанткой в «Медном быке», это такой ресторан для дальнобойщиков. А потом нашел адвоката, чтобы я могла видеться с вами, детки.

Это был самый подходящий момент, чтобы сделать выбор между матерью и отцом. Но маму я выбрать никак не мог. Она до сих пор была больше ребенком, чем любой из нас. И взрослее за это время не стала.

Кроме того, я не смог бы прожить без Лонни, Сэма и Салли. Они — все, что есть у меня в этом мире. Отважься кто-нибудь из нас переселиться к матери — как бы безумно это ни звучало, — и отец совершенно точно ее бы убил.

Я горел желанием ей помочь, но ничто не могло ее спасти, а от постоянного пребывания рядом с ней и выслушивания бесконечных жалоб, похожих на заезженную пластинку, я очень скоро сошел бы с ума.

После шестого ежемесячного визита Тед остался в машине, а Сэм с Салли побежали впереди нас с мамой к дому. Она вцепилась в мой локоть своей костлявой рукой.

— Дэвид, я должна тебе что-то сказать!

Я остановился и поглядел на нее. Как обычно, ее печальные глаза блестели от слез.

— Ты должен поехать со мной, — начала мама, повысив голос. — Если ты скажешь адвокату, что выбираешь меня, мы сможем жить на пособие в трейлере в Альбукерке. Ты будешь помогать — развозить газеты и заниматься домашними делами, а летом косить газоны, чтобы еще подзаработать. Сэм и Салли тебя поймут. Ты единственный, кто может противостоять вашему отцу.

Я покачал головой и вырвал у нее руку.

— Почему тебе просто не навещать нас вместе с Тедом?

— Я не могу. Меня уволили с работы, а Тед переезжает в Айову, работать плотником. Если ты ко мне не переедешь, я уеду с ним.

Слезы потекли у нее по лицу.

— Ты меня не любишь, иначе стал бы жить со мной. Как ты можешь оставаться с отцом? Я же тебя родила! Ты в долгу передо мной — я твоя мать!

— Это не поможет, мама, — мягко ответил я. — Ты не сможешь растить нас.

Она поняла, что меня не переубедить. Мы с ней обнялись и постояли так какое-то время, а потом она села в машину, и они с Тедом уехали.

Два года прошло, прежде чем мы увиделись снова.

Тренер Форд (слева) и я (справа от центра) на стадионе старшей школы имени Уолтера Джонсона. Бетесда, Мериленд, 1970.

Прожив в Форт-Дефайнс больше трех лет, я уже не мог представить себя где-то в другом месте. Я полюбил индейцев навахо, а резервация стала для меня домом. Каждый день я старался превзойти себя, смеша одноклассников, и им никогда это не надоедало.

Я продолжал играть в детской лиге, хоть мне и исполнилось тринадцать. Мистер Кониц обнаружил регламент, по которому допускались исключения, если в команде недоставало игрока. Без меня у нас оставалось всего восемь человек. В ночь перед играми они с миссис Кониц разбивали для нас лагерь у себя на заднем дворе. Рано утром мы набивались в кузов его большого старого пикапа, и он вез нас на бейсбольное поле, порой аж за пятьдесят миль. На бензин мы скидывались по двадцать пять центов.

Томас Кониц, старший брат Ричарда, покупал нам кока-колу, если мы побеждали. После игры мы ездили смотреть кино в культурном центре Уиндоу-Рок, по пять центов за сеанс. Благодаря бейсбольной форме нам давали скидку на хот-доги и леденцы. У нас с Сэмом появилась компания друзей, и мы стали такой же неотъемлемой частью команды, как и мальчишки-навахо. В краях, некогда казавшихся мне столь враждебными, семья Кониц, Генри, Джим, Томми и другие мои друзья-навахо по-настоящему приняли меня, каким бы невероятным это ни казалось на момент нашего переезда в Болотный поселок.

Через месяц после начала занятий в старшей школе Уиндоу-Рок отец велел нам всем собраться после ужина в гостиной. Мы с Сэмом и Салли испуганно переглянулись. Нас осталось в доме трое: Лонни закончила школу и уехала в Западный колледж Аризоны.

Устраиваясь на красном диване, я думал, что отцовская новость, наверное, касается мамы.

— Мы переезжаем в Вашингтон, округ Колумбия, на шесть месяцев. Или, как говорят навахо, в Вашингдуун, — объявил отец. — Меня направляют на курсы повышения квалификации в главное управление БДИ, в нескольких кварталах от Белого дома.

У меня словно выбили из груди весь воздух. Сэм и Салли сидели, не шелохнувшись.

— Это ужасно! — воскликнул я. — Не хочу никуда ехать, ни за что!

Летом я сумел отвоевать себе позицию питчера в нашей бейсбольной команде, а потом прошел отбор в команду старшей школы по футболу. Следующей весной мне предстояло участвовать в забегах на одну и две мили. Когда я развозил газеты, люди махали мне рукой, а не кидались бутылками, мои «чудики» давали новые поводы для веселья, в котором я так нуждался, а бродячие собаки разбегались в страхе при виде меня. Мистер Эшкрофт вел со мной по вечерам долгие беседы, после которых я отправлялся навестить Коницев, свою вторую семью. По выходным, если мы с отцом не ездили воровать инструменты, Генри и его папа повсюду брали меня с собой. Это был мой город.

Я последовал за отцом в кухню.

— А можно мне остаться у Коницев, пока вы будете в Вашингдууне? У них восемь детей, они меня и не заметят.

Он налил себе кружку кофе, ничего не отвечая, поэтому я продолжал:

— Когда весной вы вернетесь, я перееду обратно домой.

— Нет. Собирайся. Найди кого-нибудь себе на замену для развоза газет. Мы уезжаем через пять дней.

— Но…

Выпученные глаза ясно дали мне понять, что отец взорвется, если я продолжу настаивать.

В пятницу на уроках, во время завтрака и после школы я распрощался со всеми друзьями, уверив их, что вернусь следующей весной. «Рамблер» был набит под завязку, равно как и прицеп — тот самый зеленый, из фанеры, оставшийся еще со времен ЭПНГ. Когда мы отъезжали, друзья махали нам руками и улыбались, и я уже по ним скучал.

Отец сидел за рулем на «Рамблере» по четырнадцать часов в день, останавливаясь только заправиться и перекусить да переночевать в дешевых мотелях. Мона сидела рядом с ним, глядя прямо перед собой, и рассуждала о том, сколько недвижимости ей принадлежит в Северной Каролине и как она рада выбраться из резервации — хочется верить, что навсегда.