Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Все ученики бросились лихорадочно писать. В панике я подошел к учительскому столу.

— А можно мне написать сочинение в другой раз? Я же не виноват, что уезжал.

Она наклонилась ко мне, ухмыляясь.

— Ездили ухаживать за дедушкой? А что с ним? На него напали индейцы?

Весь класс расхохотался.

Я поглядел в ее крошечные злые глазки над мясистыми щеками. Миссис Ральф я ненавидел еще сильней, чем Мону.

— Я дала тебе задание. Если ты не болел, твоя поездка считается прогулом. Я тебя об этом предупреждала, так что нечего удивляться. Общую картину тебе это точно не испортит.

— Но о какой борьбе идет речь? — спросил я. — Например, человек боится, что его съест лев, или его убьют на войне, или он голодает?

— Я это объясняла много раз. Садись и пиши.

Сознавая свое бессилие, я медленно сел назад за парту. Прошло десять минут, а я не написал еще и слова. Единственной книгой, которую я прочел в Хаттерасе, был дурацкий фантастический роман под названием « Съежившийся человек» , который я нашел у Моны дома в коробке с разным хламом. Я решил использовать его сюжет, чтобы рассказать о внутренней борьбе, потому что не знал, о чем рассказывала миссис Ральф на уроках.

Один человек, который попал в радиоактивный туман, взявшийся неизвестно откуда, начал съеживаться, сначала медленно, а потом все быстрее. Пока не сжался до размера атома. Больше его никто не видел.

Я остановился и обвел взглядом класс. Все остальные продолжали прилежно писать. Оставалось еще около сорока минут, но мне нечего было добавить.

На следующем уроке миссис Ральф выделила несколько «блестящих работ», в том числе о внутренней борьбе Микеланджело во время росписи Сикстинской капеллы и о Хелен Келлер, преодолевшей глухоту, слепоту и немоту. Только тогда я понял, чего от меня ждали.

— Один из учеников превратил сочинение в цирк, — заявила миссис Ральф, поднимая вверх лист с моим именем. Мне захотелось спрятаться под парту. Она вслух прочитала мое сочинение, и все залились смехом. Когда она швырнула его мне на парту, я увидел огромную красную единицу, светившую, словно неоновая вывеска, с нижнего края.

Я так и сидел, опустив глаза, пока все остальные не вышли из класса.

После этого я ни с кем не разговаривал, если только ко мне не обращались специально. Я начинал понимать, какой беспомощной чувствовала себя мама, когда мы бросили ее в Гэллапе одну. Я казался себе тем самым съежившимся человеком, который становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез.

С каждым днем мои одноклассники делались все веселее и уверенней в своем блестящем будущем. Они рассуждали о том, как поступят в колледж через несколько лет и как поедут на каникулы в Европу. Они ходили на свидания и развлекались. Я же лишь отдалялся от них.

Помимо развоза газет, чтения и бега на все большее количество миль, чтобы окончательно себя измотать, я занимался только тем, что грезил о возвращении в Форт-Дефайнс. Отец с Моной поговаривали о том, чтобы остаться на Восточном побережье навсегда, но пока у нас не было такой возможности.

В марте нас снова собрали в гостиной. Мы с Сэмом и Салли сидели на том же красном диване из Альбукерке, теперь уже продавленном и старом. Кроме «Рамблера», только этот диван был неизменной составляющей нашего мира.

— Моя переподготовка закончена, — сказал отец, — и мне предложили постоянную работу в главном управлении. Начальник говорит, что мне предоставят место, но сначала я должен обучить себе замену в Форт-Дефайнс. Мы вернемся сюда до окончания учебного года. Возьмите задания на дом, чтобы я больше не получал никаких писем о том, что у вас плохая успеваемость. Хотя мне на них плевать.

Я подскочил на ноги.

— Ты не можешь так поступить! Нам тут не нравится. И тебе тоже. Ты ненавидишь этих всезнаек в главном управлении, ублюдков из Гарварда. Наше место в Форт-Дефайнс. Там наш дом, там живут наши друзья.

— В Форт-Дефайнс у вашего отца нет никаких карьерных перспектив, — отрезала Мона. — А мне надо быть ближе к отцу и матери в Хаттерасе. Мы поступаем так ради блага семьи.

Но она имела в виду благо своей семьи, а не нашей.

Мне пришлось отказаться от развоза газет, но мне сказали, что я смогу получить работу снова, когда вернусь. Поездка продолжалась целую вечность, хоть отец и сидел за рулем, как в прошлый раз, по четырнадцать часов в день.

Мы приехали в Форт-Дефайнс посреди ночи. Наша старая квартира дожидалась нас. Я был слишком возбужден, чтобы заснуть, и вскочил из постели ни свет ни заря, чтобы скорей побежать на автобусную остановку. Друзья приветствовали меня теплыми улыбками. Ричард, Генри и Джим хлопали меня по спине и говорили: « Гаагии вернулся!» Тренеры согласились взять меня обратно в команды по бейсболу и по бегу. Даже учителя, казалось, были рады меня видеть.

Каждая клеточка моего тела мечтала восстать. Я принадлежал Форт-Дефайнс и старшей школе Уиндоу-Рок и не мог даже представить, что буду так же чувствовать себя в Кенсингтоне. Если мы останемся, я буду учиться изо всех сил и с надеждой глядеть в будущее.

Но этого не произошло. Пять недель пролетели как одно мгновение. К моему несчастью, в тот день, когда мы вернулись, миссис Ральф устроила еще одну проверочную работу. Перед нашим отъездом в Форт-Дефайнс она задала мне прочесть роман Джордж Элиот «Сайлес Марнер». Но я его даже ни разу не открыл. Я не собирался прикладывать усилия ради мира, который в любом случае откажется меня принять.

— Вам надо написать аналитическое сочинение о духовном росте Сайлеса и об уроках, которые он извлек из своей жизни, — сказала миссис Ральф, стоя перед классом. Все остальные сидели с радостными лицами, держа наготове отточенные карандаши.

Я снова решил подойти к ней. Но не успел я открыть рот, как миссис Ральф спросила:

— На этот раз ты и правда ездил к индейцам, да?

Естественно, она знала ответ, потому что отец прислал ей записку, где объяснялось, что ему надо уехать по работе.

Я кивнул.

— Я ходил в школу в Уиндоу-Рок.

Дети в классе захихикали. Жирный прыщавый мальчишка в очках издал шутливый индейский клич. Миссис Ральф усмехнулась, но потом сделала серьезное лицо.

— Я выдала тебе книгу перед отъездом.

Она отвернулась к своим бумагам, сделав мне знак садиться на место.

Я вернулся за парту и стал смотреть, как мои одноклассники строчат ручками по бумаге. Мне было все равно, что учителя думают на мой счет, так что я решил повеселиться.

Сайлес Марнер жил в Англии во время Второй мировой войны и скрывался от военной службы. Чтобы его не нашли, он целыми днями сидел в общественной библиотеке. Это было надежное убежище, где он мог читать тонны антивоенной литературы и фантазировать о хорошенькой грудастой библиотекарше.